Она, не смотря на все неудобства такой жизни и свое унизительное положение, ведь она всегда находилась внизу, не имея возможности даже поднять глаза и посмотреть вверх, у нее к тому же и лица-то давно не было, чтобы увидеть, кто же конкретно вытер об неё в очередной раз свои ноги в надетых тяжелых грязных башмаках, и потому она в полном безмолвии и такой же бессловесности продолжала лежать и только размышлять, ибо другого ей ничего и не оставалось, на тему благородства собственной натуры, о той бесконфликтности, которой обладала, и о том, как ценили её люди, зная, что ей можно сказать всё, что угодно, и что она не просто смолчит, заняв ту знакомую бессловесную позицию, а даже скажет в ответ как это здорово, что её назвали скотиной, дрянью, тупой и безмозглой дурой, хотя в отдельных случаях она таковой и не была, просто людям нравилось оскорблять других, а тряпка ко всему прочему очень хотела быть для всех хорошей, чтобы каждый, подойдя к ней и плюнув в её тогда ещё существовавшее лицо, мог понять и оценить всю её доброту, когда в ответ на плевок, она продолжала улыбаться и даже не вытирала слюну, стекающую по её щекам, по которым в какой раз ударили, она, демонстрируя свою выдержку, на самом деле выражала полное безразличие к тому, что её все не просто имеют, а считают за половую тряпку.
Однако пришло время, когда тряпка совсем уже скатилась вниз по социальной лестнице, вся истрепавшись до дыр под ногами тех, кто эти ноги вытирал об неё, вовсе не считая её ни доброй, ни благородной, ни бесконфликтной, ни даже хорошей, а просто половой тряпкой, и она перестала в перерывах на отдых предаваться своим философским размышлениям, не ощущая себя больше Иисусом Христом современности, поняв только то, что и её терпимость, и прочие качества, которые превозносились среди людей, как самые лучшие и достойные не пороки, означающие какая она порядочная и хорошая, их никто не оценил, и потому ей ничего не оставалось в этой жизни как продолжать лёжа на полу, служить людям ковриком, тряпкой, глотать все обиды и плевки, болезненные удары, которые они ей наносили, давно не считая её за человека, одного из них, из людей, среди которых было много таких же половых тряпок, которыми и пол можно было с собачьей или кошачьей мочой вытереть, и об них самих испачканные где-то ноги вытереть, не сказав ни слова благодарности за то, что будто побывал на исповеди у священника и стал чистым, очистившись от грехов, а на самом деле, просто вытерев на входе неважно даже куда, ноги.