Оборвал верёвочку, пошёл на дно и не утонул, выплыл. Огляделся вокруг – и вот результат. На Тане свет клином не сошёлся.
И всё-таки натура человеческая непостижима (мягко говоря). Темна вода во облацех. Женская душа стоит обособленно, лучше в неё не заглядывать.
Именно там вьют гнёзда из лебяжьего пуха, пересказывают чужие сны, вечное и возвышенное разменивают на чашки-плошки, а на окнах обязательно занавески. Там скрипят под ногами скорлупки разбитых жизней, и волны стирают следы босых ног на песке.
…Таня спохватилась, улыбнулась во все стороны. За Славика радовалась – честно-пречестно и положа руку на сердце. А внутри заноза притаилась и свербила при каждом вздохе.
Потому что верный паж сверкал обручальным кольцом, а она, девица-красавица, которая стул в угол задвинула, выполняла роль соблазнённой и коварно покинутой. Если бы она первая колечком вертела – совсем другое дело.
И Андрей, как назло, сутки дежурил. Сей секунд под настроение в ЗАГС потащила бы. Или борщ сварила.
Кстати, это мысль. Пора приобщаться, а то всё мама у плиты, да мама. Пусть лучше с Диком погуляет. Сама Таня прямо с работы к Андрею рванёт, чистоту наведёт неземную, кастрюлю борща наварит. Человек вернётся утром – сюрприз.
Мама не возражала. Назвалась дочь груздем, пусть лезет в кузов.
Нерон удивился. ЭТА превысила границы дозволенного – заявилась самостоятельно. Гнать не решился, да и сомневался, что справится. Лучше проследить, зачем притащилась.
ЭТА пошла на кухню. Кот занял пост на стуле, чтобы на основании наблюдений составить план действий. На «привет, Нерон» даже ухом не повёл.
Тааак… полезла по шкафам, загремела кастрюлями, зашуршала пакетами.
Вдруг у кота чуть сердце не остановилось – в нос шибанул запах дичи. Настоящего мяса с жилками и волокнами, которое видел в сладких снах и до обидного редко – наяву.
Бесплатное фото pixabay.com
Мечтал поймать дичь, впиться зубами в мягкую плоть, отрывать куски, глотать, не разжёвывая, и чувствовать вкус крови. Потому что кот – хищник, а не мышка-норушка, чтобы грызть сухарики. Пусть и вкусные, но сухарики. Хрусть-грусть.
Спрыгнул со стула, подкрался к ЭТОЙ. И неожиданно из груди сам по себе вырвался рёв – дикий, первобытный, задрожало нутро, завопило:
– Мяяясааа!
– Нерон, ты что, мяса хочешь? Не ори, сейчас дам!