* * *
Ещё тепло не разбрелось,
не взвизгнули колёса,
разбрызгивая вкривь и вкось
на перекрёстках осень.
Но чья-то детская рука,
как будто ласка лисья,
навеет свет издалека,
и пожелтеют листья.
И станет ясно, что по ним,
ещё живым, о Боже,
вчерашний путь невыполним
и завтрашний, быть может;
и если есть осенний Бог,
то он внутри синички:
и голоден, и одинок,
и рассыпает спички.
* * *
Мне нравится, когда уходит лето,
не попрощавшись, не оставив писем,
и в воздухе почти что неодетом
стекает свет, как по щекам, по листьям.
Дни переходят в ритм анабиоза,
заснём и мы, когда замёрзнут руки;
прозрачные, похожие на слёзы,
останемся слоняться по округе.
И будет в темноте казаться, что мы
в домах жжём свет, берёзой топим печи,
и выпускаем воробьёв почтовых
с дымящимися веточками речи.
И будет снег немерен и невидан,
затерян в глубине своей безглазой,
всплакнёт, во мгле покачиваясь, рында
три месяца, три вечности, три раза.
* * *
Ветер качает лампады
Тихих и чувственных дней –
Что же мне, Господи, надо
От незажжённой моей?
То ли кабацкого счастья
И – с колокольцами в путь,
В ночь без дороги умчаться,
Чтобы в себя заглянуть.
То ли в забытой деревне,
Где не сыскать борозды,
Слушать, как вторят деревья
Сердцебиенью воды.
* * *
Не обманись, не ошибись,
не перепутай:
на черенке другая жизнь
висит как будто,
и всё, что ей разрешено,
тебе запретно,
не лето смотрит сквозь окно,
окно – сквозь лето,
и видит свет в самом себе,
деревья жёлты,
и снег с вороной на губе
бормочет что-то,
вдали трамвайное кольцо
у мглы на пальце,
и у прохожего лицо
переливается.
* * *
Брести, брести без остановки,
пока ходьба сладка на вкус,
пока листва без подстраховки
с ветвей не падает без чувств.
Но что бы ни было помимо,
кружения не миновать,
нанизывая кольца дыма