– Тебя-то каким ветром сюда занесло?
Открыл глаза… Передо мною стоит Анна: улыбка в пол-лица, синие джинсы в обтяжку, белая майка с красной надписью «Россия» и соломенный брыль на голове – видимо, опасается загара. Ну а я до того ноги отсидел, что смог только встать перед нею на колени, а подняться уже нет сил… Что дальше было, помню фрагментарно, то есть неотчётливо…
Очнулся в какой-то комнате, надо мной склонились доктора… Да сколько можно? Везде одно и тоже!.. Я вырвался из их объятий и, игнорируя все причитания, двинулся прямиком к шкафчику – видимо, alter ego подсказало, что там должно быть именно то, в чём я отчаянно нуждался. Увы, ни шампанского, ни даже медицинского спирта в шкафчике я не нашёл, поэтому рванул к двери и припустил по коридору…
Мне опять не повезло. Чуть позже объяснили, что это крыло здания предназначено для оздоровления – бассейн, массаж и прочие удобства, которые мне совершенно ни к чему. А на другую территорию охрана не пустила, применив спецсредства. Я на них не в обиде, но можно было бы заранее предупредить.
Только пришёл в себя, как пригласили на обед. Пока шли, спросил у Анны:
– А как же карантин? Я полагал, что здесь всё очень строго.
Анна объяснила:
– Пока ты находился без сознания, всё проверили, от головы до пяток.
– Годен к строевой или уже нет?
Шутка не самая удачная, но, когда имеешь дело с медициной, надо как-то поддерживать боевое настроение, иначе длительной депрессии не избежать. Анна ответила мне в тон:
– Говорят, не безнадёжен.
Это как же понимать? Я в недоумении, а она смеётся:
– В общем, ты ещё мужик, ну а там посмотрим.
То ли намёк на грядущее свидание, то ли просто издевается… Но тут Анна что-то вспомнила, остановилась:
– Ой, чуть не забыла! Ты думаешь, почему тебя сюда пустили? – и не позволяя мне высказать какое-то предположение, приникла к уху и прошептала: – Я сказала, что ты солист нашего ансамбля, просто был нездоров, поэтому немного опоздал, а мы не стали включать тебя в заявку.
Вот оно как! В сообразительности ей не откажешь – спасла меня от неприятностей, возможно, даже от колонии строгого режима. Но какое же соло мне изображать на сцене, если на гитаре брал не более пяти аккордов? Так ей и сказал, а в ответ услышал нечто уж совсем невообразимое, словно бы попал в дурдом, где кто-то считает себя Александром Македонским, кто-то – Фридрихом Ницше, ну а мне предстоит стать Лучано Паваротти. Потому и отреагировал довольно резко: