Что бы ни говорили о холодной атмосфере в доме Джонсов, в конце 1990-х Боуи вспоминал зимние воскресные обеды у ярко пылающего камина и голос матери, подпевающей песням из радиоприемника. «О, я обожаю это, – говорила она, подпевая гимну Мендельсона. – Услышь молитву мою!» – а потом ворчала на Джона Джонса, обвиняя его в скептическом отношении к ее музыкальным амбициям. Биограф Дэвид Бакли описывает ее как женщину, «склонную все драматизировать», лелеющую тщетную мечту «стать певицей, стать звездой», а Джона – как «от природы неконфликтного» человека. Холодная и неласковая мать, ненастоящая семья? Или теплая, даже разгоряченная домашняя атмосфера с импульсивной матерью и мягким отцом, который использовал свои связи должности главы отдела рекламы Фонда доктора Барнардо[18] и приличный заработок для поддержки амбиций своего сына?
Впечатления бывшего менеджера Боуи Кеннета Питта от дома № 4 по Плэйстоу-гроув, между тем, сильно отличаются от отзыва Даны Гиллеспи, а Пегги в его воспоминаниях предстает любящей матерью. «Это был обычный дом в предместье, маленький таунхаус, очень комфортабельный и уютный <…> в гостиной которого я сиживал, разговаривая о Дэвиде, а его мать говорила мне: „Ты знаешь, он всегда был самым очаровательным мальчиком в нашей округе, которого любили все соседи“».
Биограф Кристофер Сэндфорд усложняет семейный портрет. Отец Дэвида «безудержно гордился своим сыном», но при этом был «угрюмым, молчаливым и прижимистым, холодным и равнодушным человеком», постоянно заводившим романы на стороне и имевшим «множество предрассудков… множество». Пегги же, в отличие от него, была «шумной, капризной и склонной к резким перепадам настроения», но вместе с тем «замкнутой и отчужденной». Сэндфорд находит цитаты из высказываний Боуи в поддержку этих характеристик: отец «очень любил меня, но не умел это выражать. Я не помню, чтобы он хоть раз дотронулся до меня», а похвалу от матери «было очень трудно получить. Когда я доставал свои краски, она лишь говорила: „Надеюсь, ты тут не напачкаешь“».