только 5 минут…»
Но сдаваться было не в правилах вашего покорного слуги, и я опять, как и по дороге в Саранск собрал волю в кулак, как и свои сумку, плащ, шарф и остатки сил, и повторил чудо с замедлением петли времени.
В те годы ещё не придумали сотовых телефонов, но если бы они были, позвони мне кто-то в тот момент, я бы, как герой Данилы Багрова в бессмертном «Брате 2», на вопрос в трубке: «Что делаешь?» обязательно крикнул бы: «Бегу!». И я опять бежал. Красный, потный, сметающий всё на своём пути. А оставалось-то не много, не мало, а всего 4 минуты. Пробегаю мимо привокзальных ППС-ников. Видя их лица, которые явно хотят меня остановить, кричу им:
– Потом, всё потом!»
Они плюют и отворачиваются. Остаётся три минуты, я у кассы. А в мордовской кассе как назло аншлаг. У маленького окошка в стене бесновалась кричаще-бушующая толпа тётушек с узлами в косынках, деревенских седобородых дедов в штанах, заправленных в сапоги, мам с ноющими детьми, солдат и подозрительных личностей в кепках. Короче вообще полный Армагеддон.
Я кричу им всем:
– Граждане дорогие, смилостивитесь, пропустите бедолагу без очереди, поезд уходит, жена рожает, всё упало, всё пропало!
По очереди раздаётся недовольный гул, а до отправления уже остаётся всего две с половиной минуты. Добрая бабушка внушительных размеров, стоящая у окна, входит в моё положение и цыкает на народ:
– Ну что разверещались? Не видите, человек спешит! А вам куда торопиться-то? На погост ещё успеете! – и отходит от белого окошка, освобождая мне место.
Бабка эта была явно в авторитете, потому что от её зычного командного голоса очередь сразу притихла.
Я пулей подлетаю к кассе, излагаю вечно недовольной билетёрше свою срочную потребность и кидаю в окно заранее в бреющем полете приготовленные деньги и паспорт. Та молча, медленно, я бы даже сказал цинично, начинает выписывать билет, забивать фамилию из документов, что-то неторопливо спрашивать и переспрашивать. Я нервничаю, пытаюсь её ускорить, а она только зло подглядывает на меня исподлобья маленькими, сверлящими как дрель глазками. И вот, драгоценный билет выписан, билетёрша кладёт его на паспорт и протягивает стопкой мне. Я хватаю драгоценную ношу и тащу её из окна в свою сторону. Остаётся одна, последняя минута до отхода поезда. И тут… Билетёрша как будто вспомнив что-то вцепилась в билет и паспорт мёртвой хваткой, ни дать, ни взять бульдог. Я тяну их к себе, она к себе. Время замедляется в бесконечной битве взглядов и перетягивании билета. Я тащу стопку документов к себе, тётка упорно перетягивает их обратно в кассу, впившись как пиявка сильными пальцами.