Пока у нас дома травят термитов, мы с семьей на два дня уезжаем в Лас-Вегас. Всю дорогу я рисую в блокноте, в итоге меня укачивает, и я с трудом сдерживаю тошноту. В этом смысле я похож на всех остальных обитателей Вегаса.
Наша гостиница построена в виде тридцатиэтажной пирамиды, и лифты в ней ходят по диагонали. Лифты – гордость Лас-Вегаса. Тут и стеклянные стенки, и зеркальные, и хрустальные люстры, которые так трясутся и звенят, будто каждый подъем и спуск – целое землетрясение. Все отели соревнуются между собой, кто быстрее доставит клиента из номера в казино. В одном из них лифты даже оборудованы игровыми автоматами для тех, кому совсем уж невмоготу ждать.
Я почему-то нервничаю.
– Тебе нужно поесть, – предлагает мама.
После еды ощущение не проходит.
– Тебе нужно поспать, – советует папа, как будто я ребенок; но все мы знаем, что дело не во сне.
– Тебе надо преодолеть свою застенчивость, Кейден, – без устали повторяют они оба. Проблема в том, что раньше я никогда не страдал от застенчивости – наоборот, всегда был уверен в себе и открыт к общению. Они не знают – даже я пока еще не знаю, – что с этого начинается что-то более серьезное. Пока на свет показалась только верхушка огромной черной пирамиды.
Родители полдня играют в казино и наконец решают, что проиграли достаточно денег. Тогда они начинают ругаться и сваливать вину друг на друга:
– Ты не умеешь играть в очко!
– Я же говорил, что предпочитаю рулетку!
Всем нужно на кого-то свалить ответственность. Семейные пары ругают друг друга. Так проще. Ситуацию усугубляет еще и то, что мама умудрилась сломать левый каблук своих любимых красных туфель и ей пришлось хромать до гостиницы, потому что шлепать по улицам Вегаса босиком было бы крайне неразумно. Ходить по раскаленным углям и то не так больно.
Пока родители ищут утешения в спа-салоне, мы с Маккензи отправляемся гулять по бульвару, любуясь танцующим фонтаном «Белладжио». Меня немного напрягает гулять с сестрой, потому что она сосет свой любимый ядовито-голубой леденец. С ним она выглядит гораздо младше своих неполных одиннадцати, и я чувствую себя нянькой. К тому же довольно неловко идти рядом с кем-то, у кого весь рот перемазан синим.