Короткие пальцы протянули похожее на бежевый гриб лакомство к самому лицу Игоря, и того чуть не стошнило – карамельный запах напомнил о высушенном детском трупике.
– Нет, спасибо. Вы что-то хотели?
– Хотела, чтобы ты работать наконец начал, – игривый тон исчез вместе с зефиром, сменившись тоскливым и казённым. – Я тебе серию ещё в январе поручила, а результатов никаких, ни одной зацепки. Мне из Генпрокуратуры каждый день на мозги капают, телефон разрывается!
– Оксана Валерьевна, обсуждали же не раз. Действуем согласно плану, работаем…
– Вижу я, как вы работаете. Не обижайся, Гарик, но если так и дальше пойдёт – управление начнет рубить головы, и я свою не подставлю, – последние слова были произнесены невнятно: Туша погрузила зефир в свой огромный жабий рот, попутно измазав лакомство губной помадой. – Вот тебе, старлей, царский подгон, смотри, не облажайся. Я почитала – там дело верное. Тебе только раскрутить надо, понимаешь? Сама ради тебя, дурака, в ПНД районный ездила, главврача коньяком поить. Смотри, не упусти!
Из-под вороха бумаг была извлечена серая пухлая папка.
– Он со стационара как раз года два назад слез, – вещала Туша, пока следователь листал замызганные страницы, исписанные убористым, нетипичным для врачей почерком. – Его на лечение ещё при Ельцине отправили.
– Как же мы пропустили? Запрашивали ведь, и по Москве, и по области! Как он прошмыгнул?
– А то ты не знаешь, как это бывает? Перевели в последний момент куда-то под Зеленоград, в дом инвалидов, а оттуда его сестра забрала.
– И где он теперь?
– Живёт по прописке, на иждивении. Звёздный бульвар, дом десять.
– Звездак? Это же…
– Да. Все жертвы пропадали в этом районе. Так что бери оперов – и на обыск.
– А постановление? – следователь уже вскочил со стула, прижимая папку к груди – сквозь пелену нервного истощения проклюнулся дремавший доселе инстинкт ищейки.
– Постфактум получим, проводи неотложный.
– Тогда я…
– Иди уж.
Игорь с лихорадочно горящими глазами выскочил из кабинета.
***
Уже в машине Вика наконец смогла ознакомиться с личным делом бывшего пациента психиатрической клиники Анатолия Головина, пятьдесят девятого года рождения.
– Рос в сиротском приюте, осуждён по сто двадцать пятой УК РСФСР, при отягчающих обстоятельствах, признан невменяемым Останкинским районным судом в девяносто втором и помещен на принудительное лечение, – монотонно зачитывала материалы девушка, пока Игорь играл на дороге в «шашечки», следуя за ментовским «уазиком».