– Это ты так говоришь. – Миссис Хэдли отвернулась и двинулась вверх по лестнице.
– Если бы я принял ее за нашим столом с распростертыми объятиями, вы бы первая осудили и ее, и меня! – крикнул я ей вслед.
– Сара, проводите этого… юношу. И проследите, чтобы его нога больше не ступала на порог моего дома.
Миссис Хэдли отдавала распоряжения, даже не оборачиваясь. Просто поднималась по лестнице – безмятежно и аристократично.
– Пожалуйста, позвольте мне увидеться с Сеффи! – взмолился я.
– Вам пора уходить, – извиняющимся тоном сказала мне Сара.
– Прошу вас…
– Извините. – Сара мягко, но настойчиво оттолкнула мою ногу носком туфли и захлопнула дверь.
Я устало провел ладонью по лицу, покрытому испариной. Никто ничего не понимает. Никто.
Особенно я.
По ящику абсолютно ничего не показывали. Тоже мне, выбор! Идиотские мультики, тупая викторина, новости или фильм про войну. Я со вздохом включила новости. Уставилась в экран невидящим взглядом. Ведущий заканчивал рассказывать о банкире, попавшем в тюрьму за мошенничество, потом стал рассказывать про троих грабителей-нулей, которые разбили витрину роскошного ювелирного магазина и скрылись с драгоценными камнями, украшениями и часами почти на миллион. Почему, если преступления совершают нули, всегда подчеркивают, что это были именно нули? Банкир был Крест. Об этом ведущий ни словом не обмолвился.
– Кто это сделал?
Я повернулась и увидела свою сестру Минни.
– Кто, Сеффи? – повторила она. – Кто тебя избил? Кто бы это ни был, я убью его.
Я помотала головой, выключила телевизор и перевернулась набок спиной к ней. «Уйди, Минни», – подумала я.
Приятно, что она так возмущается, хотя и неожиданно, мягко говоря. Но сейчас мне хотелось одного – чтобы меня оставили в покое. У меня болело все, кроме, пожалуй, трех ресниц на каждом глазу. Все остальное горело огнем. И мне меньше всего на свете хотелось что-то говорить разбитыми ноющими губами.
– Сколько их было?
Я показала три пальца.
– Ты их узнаешь, если увидишь снова?
Я пожала плечами.
– Узнаешь?
– Не знаю. Может быть. Уходи.
Говорить было трудно, словно рот у меня был набит камнями – причем острыми и зазубренными.
– Никто не может избить мою сестру и уйти безнаказанным. Никто.
– Ну вот меня избили и ушли.
– Я выясню, кто это сделал, и тогда – тогда они