Годы с пумой. Как одна кошка изменила мою жизнь - страница 9

– Hola Faustino[9], – шепчет незнакомец.

– Его здесь быть не должно!

Мы подпрыгиваем от неожиданности. Я выглядываю сквозь свою москитную сетку. Посреди комнаты стоит девушка, уперев руки в бока. С ее макушки ниспадает каскад темных кудрей, лицо покраснело от злости.

– Томас! – Она грозно глядит на парня. – Убери отсюда обезьяну. Чтоб тебя, Том.

И осуждающе указывает на нас пальцем, будто обезьяна здесь оказалась и по моей вине тоже. Непрошеное животное только показывает ей язык. Девушка громко вскрикивает от отвращения, а потом подбегает к рюкзаку у стены и принимается в нем ожесточенно копаться. У нее сильный акцент, кажется, восточноевропейский.

– Если он опять рылся в моих вещах…

– Он не рылся, Катарина. Он не вор, ведь правда, Фоз?

Обезьяна жалостно смотрит на Тома. Потом забирается к нему на ручки, оба бросают на девушку оскорбленные взгляды и удаляются. Дверь дребезжит, закрываясь за ними.

– Да где он?

Теперь одежда летит во все стороны.

– А что ты потеряла?

Я выглядываю из-под сетки.

Катарина, все еще хмурясь, зыркает на меня.

– А, ты живая. А то мы сомневались.

Я краснею, она возвращается к куче одежды:

– Мой лифчик. Этот засранец опять стянул мой лифчик.

– Вчера я видела свинью. С лифчиком. Красным таким.

Я смеюсь, вдруг осознав, как глупо это звучит. Но хочу, чтобы она простила меня за вторжение обезьяны. Большие карие глаза девушки округляются.

– Панчита?

И не успеваю я ничего сказать, как она выбегает за дверь. Ее обвинительные крики разносятся по патио. Снова ложусь, разглядываю потолочные балки. Надеюсь, я не совершила большую ошибку. Совсем не хочется сердить эту свинью.

Выхожу в патио. Сейчас только полседьмого утра, а жизнь вокруг уже кипит. От всей души жалею, что всю юность считала ворон и курила позади спортзала, вместо того чтобы научиться чему-нибудь полезному, например, столярничать или взбираться на деревья, из инструментов имея при себе только смекалку. Здешние обитатели так органично вписываются в среду, словно всю жизнь провели в джунглях. Я потрясенно пялюсь на них. Люди разных возрастов и национальностей, но боливийцев больше, чем иностранцев. И дети есть: замечаю не меньше пяти. Один пухлощекий парнишка, не старше одиннадцати лет, несет на руках енотоподобное создание (я слышала, его зовут Теанхи. В смысле, енота, а не мальчика). Они о чем-то переговариваются на языке писка.