кочмару.
С третьей попытки Якова Осиповича втянули на борт. Палуба была покрыта тоненьким слоем заиндевелого инея. Под ним оказался голимый лёд.
Кормчий, не ожидавший этого, поскользнулся, упал на колени и громко чертыхнулся. Когда он поднял глаза, увидел перед собой чьи-то припорошенные снежком бахилы9. Подняв голову, Бекетов почти уткнулся взглядом в лицо сидевшего перед ним незнакомого человека, чьи борода, брови и ярко-розовое, почти красное лицо были покрыты сосульками. Пустые, замёрзшие глаза смотрели прямо на непрошенного гостя.
Яков Осипович замер, чувствуя, как где-то внутри, по мышцам растекается холодом смерти суеверный ужас, от которого даже тронутые сединой волосы зашевелились. Слишком неожиданным оказалось увидеть рядом покойника.
Замерзший сидел, скрючившись, у самого борта. Его малица была покрыта равномерным слоем льда и инея, и примёрзла к обшивке.
– Ох ты ж! Чур меня! – выдохнул кормчий.
Облачко морозного пара отлетело из его рта в сторону красного лица мертвеца.
Бекетов быстро отпрянул, резко поднялся, отряхнулся, окинув взглядом палубу кочмары.
…Их было трое… Это были полностью оледеневшие фигуры. Судя по одежде, да по бородатым лицам – это были русские промышленники10. Каждый был обвязан верёвкой за пояс, а концом её была обмотана мачта. Необходимая предосторожность в шторм, чтобы людей не смывало за борт во время качки. Те, кто пренебрегал этой простой мерой безопасности, часто заканчивали жизнь в тёмных, холодных волнах.
Видимо, эти трое боролись до конца, но их убили промокшая насквозь одежда, ледяной ветер и шторм… Больше на палубе не было никого…
– Батюшка-Море взяло своё, – Савва, почёсывая куцую, жидкую бородёнку на молодом лице, тихо подошёл к Бекетову и встал за его спиной.
Яков Осипович, словно очнувшись от жуткого зрелища, перекрестился, глядя в светлое небо.
– Никола Морской за них заступится перед Богом.
Савва тоже осенил себя крестным знамением. Илко, хоть и был крещёным, так и остался стоять, из под прищуренных раскосых глаз глядя на заледеневшие фигуры.
Было тихо, если не считать шума ветра и шелеста успокоившегося после бури моря. Оно ударялось о льдины, от этого они слегка поскрипывали. Эти звуки вызывали тоскливое, безнадёжное чувство бессилия перед стихией и трагедией, которая, должно быть, произошла совсем недавно. Может быть, это было даже вчера, когда господствовал северный ветер.