К ногам Рины, которая пыталась протащить чемодан по столь ужасной дороге, подошла серая кошка. Она начала ласкаться и Рина, как истинная кошатница, села на корточки и начала её гладить. Кошка ласкалась и тёрлась об колени девушки, но потом резко вспрыгнула и, раздирая когтями землю, убежала. Рина почувствовала резкое недомогание. Голова заболела. Она подняла взгляд. Прямо перед ней появилась рука. Она принадлежала симпатичному парню, который, как и охранник, появился перед ней совершенно бесшумно. Эти появления стали напрягать Рину. Но девушка не отказалась от помощи. Она взялась за руку и поднялась.
– Я бы на твоём месте к Марципану не привязывался. Будет каждое утро приносить тебе живых мышей. Рина?
– Я Рина.
– Я Господин старший вожатый. По всем вопросам можешь обращаться ко мне. Пошли познакомлю с остальными. У нас репетиция открытия. Вливайся быстрее. Времени на раскачку нет совсем. Завтра заезд, а у нас и кот не валялся. Только Марципан. Но его лучше держать подальше. Если у ребёнка окажется аллергия, попадёт сильно. Давай чемодан. Помогу дотащить.
Парень взял у Рины чемодан и отвёз его в актовый зал. Выглядел внутри он ещё хуже, чем снаружи. Стены были не просто старыми. Они были то ли изрезаны, то ли исцарапаны. А ещё они были важными. Запах в актовом зале был отвратным. Будто что-то разлагалось под полом. Остальные вожатые сидели на скамейках. Две девчонки, которые уселись на сцене, увидев Господина старшего вожатого с Риной, начали не очень тихо шептаться. Рина их услышала.
– Ставлю зарплату на то, что её сожрут.
– Зарплату, что сбежит по собственному.
Разбил их сам Господин старший вожатый, который поднимался на сцену. К нему поспешно подбежал парень из зала и подал микрофон. И также быстро спустился вниз.
– Так. Чего расселись? Встаём и повторяем танцы. Дальше по плану обед. После обеда все готовим до поздней ночи, – произнёс Господин старший вожатый, оценивая настрой остальных сотрудников лагеря.
– Извините, – подняла руку Рина.
– Ах, точно. Вадим! – крикнул Господин старший вожатый и когда парень, приносивший ему микрофон, поднялся на сцену, он рукой поманил наверх Рину. В этом движении пальцев и кисти что-то было не естественным: то ли взгляд, то ли странное положение бровей, то ли волосы, которые были уложены на улице, а теперь взъерошены и стоявшие дыбом. Но Рина все равно поднялась.