К бесконечной капели добавился тихий детский плач и на душе полегчало – это место обитаемо. Вот только кто мог отважиться принести сюда ребёнка ?
«Доброе», – ударил я в дверь и упал лицом в тонкий слой пыли. Ребёнок затих, а затем вновь разрыдался. Надо встать. Синее тельце на грязном матрасе забыто как сломанный табурет, ненужный в новой квартире.
«Вот твари!», – шепчу я, стягивая футболку. Чёрные глазки замечают меня, синие ручонки тянутся вверх, пытаясь ухватить последнюю надежду. Я бережно накрываю его тёплой футболкой, пытаясь поднять невесомое тельце. Пальцы застревают в чём-то липком, и плач обрывается. Куски тухлого мяса падают на грязный матрас, и я сползаю на колени. Запах перехватывает дыхание, выворачивает желудок, заливает горло желчью, лишая последних сил. Надо ползти к дверям, к воздуху, прочь.
На липкие руки пристала взбудораженная пыль и я превратился в чудовище из детских снов. Вываливаюсь в спасительный коридор, бью по двери, которая плотно входит в косяк и стараюсь набрать полную грудь сквозняка, пробирающегося из ссохшихся окон.
– Господин Светлаков, да вы талант, боюсь представить, что за другими дверьми. Дайте-ка глянуть сценарий.
– Сценария нет, Нокс. Свобода выбора, знаете ли.
– Нудятина, будет ползать по страшным комнатам пока не сдохнет от сердечного приступа или не наскучит своими жалкими потугами стать другим. Давайте черканём пару строк, добавим антуражу.
– Олежек и сам неплохой затейник. Смотрите внимательно.
Шаги гулко отдаются в пустоте коридора. Смех, переходящий в гогот, и тишина до следующего взрыва. Я вскакиваю, вытирая руки о новые джинсы, и стряхиваю с живота пыльные лохмотья – спасение.
– Здравствуйте, лейтенант Перваков. Жалоба поступила на детский плач.