– Как дела, ребятишки? – Это он к нам обращается, а не к слепым пацанам, чей ответ, думаю, и так уже знает.
– Мы подумали, вам будет интересно, что мы нашли на Лунном пляже морское чудище, – говорю я, весь надутый от гордости.
– Правда, Герберт? – спрашивает док Уэбб у Герберта.
Герберт кивает, затем добавляет:
– Мы решили, оно из еврейской Библии или все такое прочее.
Не совсем так, но я удивлен, что он хоть это запомнил.
– Ну, до завтра я съездить не смогу. У меня тут еще целое общежитие незрячих детей, чьи жизненные показатели требуют измерения и учета. И это не считая безухих детей на другой стороне кампуса.
И когда док Уэбб возвращается к своим обязанностям, меня как громом поражает одна мысль, да так сильно поражает, что я чуть с ног не падаю.
– Герберт, – говорю я. – А что, если эта непонятная куча – это мы?
– Это как? – спрашивает Герберт.
– Ну вот представь, что нас таких много…
– Меня и тебя?
– Да. Меня и тебя, но только как бы наших детей из будущего, которые слиплись вместе, когда летели назад во времени, – все слиплись в одно, в единый чудовищный кусок мяса. Так, можбыть, это на пляже совсем никакое не морское чудище, а просто мы?
– Я и ты?
– Просто мысль. Но заставляет задуматься.
Моя борода – это нечто. Это борода Уитмена, Распутина, Дарвина – и в то же время исключительно моя. Она с проседью, с фактурой стальной мочалки, как сладкая вата, слишком длинная, клочковатая и непослушная, чтобы считаться модной. И именно в этом – в этой самой немодности – и заключается главный посыл. Она как бы говорит: мне не по пути (Распутин!) с этой вашей модой. Мне плевать на привлекательность. Борода слишком велика для моего узкого лица. Борода слишком широка. Борода тяжеловесна для моей лысой головы. Она сбивает с толку. Поэтому если вы решите ко мне подойти, то подойдете на моих условиях. Я уже тридцать лет как бородат, и мне нравится думать, что моя борода внесла вклад в возвращение моды на бороды, но, если честно, сегодняшние бороды – совсем другие: многие настолько прихотливы, что проще ее сбрить, чем за такой ухаживать. А если бороды и большие, то они на типичных красивых лицах, лицах фальшивых лесорубов, лицах домашних пивоваров. Девушкам такое нравится: городские красавцы, мужчины в маскулинных прикидах. Не такова моя борода. Моя – вызывающе гетеросексуальная, неопрятная, раввинская, интеллектуальная, радикальная. Дает понять, что я не гонюсь за модой, что я эксцентрик, что я настроен серьезно. Позволяет судить вас по тому, как вы судите меня. Сторонитесь меня? Значит, вы поверхностны. Высмеиваете? Значит, вы мещанин. Испытываете неприязнь? Значит, вы… обыкновенны.