Старик жил тихо. Его почти не было слышно. Кроме воскресения, когда магазин закрывался, все уходили домой. Личная жизнь продавцов и директора была в других местах города. Жизнь Старика начиналась с этого времени. Он был высоким и худым, с бородой и усами, казался суровым и неразговорчивым. Но это не так! Поговорить он любил, правда, с годами стало не с кем. Ведь дети и жена покинули этот дом и никогда не приезжали. Было у Старика дело, которому он служил беззаветно и преданно вот уже много лет. Даже однажды хотел передать его своим детям, но жена, испугавшись и посчитав его сумасшедшим, быстро уехала, захватив с собой детей, и не возвращалась, так она и дети были напуганы его предложением. И если собственные дети испугались, то что говорить о посторонних. А кто ему доверил это дело, он так и не сказал.
Старик отвечал в городе за снег. Да, да, за снег! Снег, который падал с неба, а иногда просто валил и засыпал все вокруг. Попутно он отвечал за сугробы и ледяные горки. За катки в городе Старик не отвечал. Их кто-то заливал, но кто и когда, он не интересовался. Ему и своей работы хватало.
Жизнь в операторской начиналась с вечера. Когда первый этаж затихал, он открывал форточки своих двух окон, выходящих на стадион, подходил к проигрывателю и ставил виниловую пластинку с вальсами. Вальсы были разные, но он всегда выбирал один и тот же, где в такт музыке пели птицы, мычали коровы и гудели пастушьи рожки. Все это, словно вбирая в себя, слушали два голоса: мужской и женский. В нужный момент они вступали в музыкальный диалог с чарующими звуками леса. И вот уже звуки губной гармошки, гобоя, валторны, скрипки и трубы в лесу слились в веселом вальсе. Конечно, эта музыка утра будила всех. У Старика она звучала ближе к вечеру, будто день не заканчивался, а только начинался. На то была своя причина. Этот условный сигнал звучал для птиц, которые с осторожностью влетали в комнату, не мешая друг другу и в строгом порядке. Последним был ворон. Это значило, что все на месте. С последним аккордом вальса ворон издавал свое «карр-карр», пытаясь попасть в тональность. Ему это не удавалось, но он никогда не огорчался, потому что всегда получал от старика лакомство – шарики из вареного риса.
Сегодня творилось что-то невообразимое. Птицы летали по комнате и не могли приземлиться, то есть сесть на свои строго отведенные места. Когда они прилетели в первый раз, то каждый выбрал свое место: две синицы садились на стол, там каждую из них ждала горка корма – рис вперемешку с мучными червями. Гордый воробей не желал сидеть ни с кем рядом и занимал всю поверхность книжной полки. На ней ничего не должно лежать, кроме крошек белого хлеба и печенья.