Там, в глубине души, Мушфике не понимала за что ей такая честь и такое счастье, но радовалась ему и благодарила Всевышнего.
Она еще раз перечитала написанные строки, и уверенно вывела дальше:
«Но у меня нет дохода, кроме 200 лир, которые выдаются по вашему указанию. В течение многих лет я жила в полном одиночестве, молясь за государство и мой народ, отказавшись от всех потребностей человека, живущего в обществе, чтобы жить, сохраняя историческую честь…»
Сохраняя историческую честь. Именно так, подумалось ей, это и должно звучать. Она умела и умеет только это – жить, сохраняя свою честь и честь мужа, и не важно, живой муж или покойный.
Большему, ее, к сожалению, или к счастью, никто не научил.
Она была с мужем до конца -сначала во дворце, затем в ссылке в Салониках, и в последний час 10 февраля 1918 года, когда Азраил вошел в ворота Бейлербеи за душой Абдул-Хамида II, она держала его на руках, пытаясь согреть своим теплом умирающее тело. Самую свою большую драгоценность – подаренный редкий Коран – она пожертвовала благотворительному фонду для поддержания мавзолея мужа.
Мушфика не скучала по жизни во дворце. Не тосковала по нарядам, прислуге или своей малой канцелярии, где она читала и писала, бывало, гораздо более веселые письма, чем это, нет. Ей не хватало только одного – ощущения тихого счастья, заключающегося в простой нужности мужчине и близости к ребенку.
В новом мире она не очень-то понимала, и жила как умела – тихо, скромно, ожидая смерти и встречи со своим господином по ту сторону жизни. Лишь крайняя нужда заставила ее сегодня взять в руки бумагу и написать это письмо, просящее, жалкое, трогательное. Письмо неизвестному ей человеку, безразличному к ней человеку, от милости которого она теперь зависела.
Ей было стыдно его писать.
Мушфика дописала последние строки, поднесла листок к глазам и внимательно перечитала письмо полностью:
«Господин премьер-министр, я четвертая жена султана Абдулхамида II. Я согласна, что эта эпоха закончилась навсегда. Все члены династии были вынуждены покинуть страну. Я не покинула свою любимую страну, воспользовавшись разрешением, предоставленным законом, осталась под его защитой, но у меня нет дохода, кроме 200 лир, которые выдаются по вашему указанию. В течение многих лет я жила в полном одиночестве, молясь за государство и мой народ, отказавшись от всех потребностей человека, живущего в обществе, чтобы жить, сохраняя историческую честь. Однако 200 лир недостаточно для поддержания такой жизни. А кроме поддержки государства и народа у меня ничего нет. Я хотела бы целовать ваши глаза с любовью и молитвами, а также прошу немного повысить мое пособие. Если это возможно. Мушфика Кайысой, Серенджибей, 1954 г.»