Стихи тяжелы… но и глубоки; упоминаемый океан точно разверзается суммой русских словес, поставленных на места, с которых уже едва ль низвергнуть.
…в пятнадцать лет Иван Пнин, внебрачный сын маршала Репнина, получивший усечённую фамилию, написал первую оду; за ней последовали другие.
Разворачивая панораму стихов – за одами высветились лирические стихотворения, заиграли басни, – поэт стремился воспеть нравственную природу человека: поражавшую его своим законом, как Канта; но – исходя из оной же – он протестовал против унижений, насилия, рабства.
Мысль работала в произведениях Пнина: тяжело ворочая камни, ибо осмыслению подвергались самые сложные участки бытия:
Тот ныне царь – вселенной правит,
Велит себя как бога чтить;
Другой днесь раб его – и ставит
Законом власть боготворить,
Ударит час – и царь вселенной
Падёт, равно как раб презренный,
Оставя скипетр, трон, венец…
И, наконец,
Всё преимущество царя перед рабом
В том будет состоять,
Что станет гроб в стократ богатый заражать.
Время, закипающее в недрах иных, непроворотных созвучий, свидетельство за поэта: он был – его стоит перечитать, вслушаться в имена слов, которые он произносил, прочувствовать одическую силу; его стоит перечитать – ни в коей мере не сбрасывая с гамбургского счета истории отечественной словесности.
Шёл и шёл, пейзаж менялся; шёл и пел, и песни предполагали божественный сад, и мир, закидывая тонко сплетённые сети, не поймал его…
Не наше то уже, что прошло мимо нас,
Не наше то, что породит будуща пора,
Днешний день только наш, а не утренний час.
Не знаем, что принесёт вечерняя заря.
Тяжело ли звучат ныне песни Григория Сковороды?
Конечно – язык сильно меняется.
Способно ли время вымыть из них внутреннюю суть, размягчить, сделать не солёною соль?
Ни в коей мере…
Мудрость одиночества наполняет и стихи, и песни, и басни:
…не будет сыт плотским дух.
Всякому сердцу своя есть любовь!
Множественность проведённого через тончайшие ощущения ложится золотыми нитями в пространные вести вечности…
Концентрация, данная в иных строках, велика, как отсвет духовного океана…
…он шёл и шёл: философ, поэт, баснописец, педагог; своеобразный дервиш восточнославянского духа; сады цвели, имения манили, золотой блеск пресловутых кругляшей был привлекателен для всех, но не для него…
Он шёл сквозь сети, сплетаемые соблазнами, и разрывал их силой духа для дальнейшего пути…