«Даже это для него вызов», – со стороны восхищаясь резвящимся великовозрастным мальчишкой, таким непохожим на две свои крайности: недавнего неприступного сноба и тяжёлого пациента с острой формой посттравматического расстройства2, – я опять попыталась определить степень личной абулии3, но рассуждения не обрели законченной формы. Над ухом пробасил «гудок парохода»:
– Не помешаю? – Иван всё ещё пристыжено прятал глаза и держался при мне с Соней более официально, чем следовало бы. Но на самом деле, статус виновной негласно оставался за мной. Решение о замужестве, мягко говоря, было вероломным актом против доверчивого Вани. Разоблачающие слова Георгия в Камелоте только усилили мои муки совести. Я опять зависла на гнетущих предчувствиях, вспоминая свой «подвиг веры» ради покойного кузена Княжина…
Ритуальная служба с символичным названием «Воскресение» заслуженно имела самые лояльные отзывы. Молчаливые и лишённые предвзятого мнения пятеро работников знали, кого я хоронила. Преступник. Убийца. Террорист. Маньяк. Не знали они только одного – об аномальных особенностях своего усопшего клиента. Эмоций не было, только однажды промелькнуло удивление на лице менеджера крематория, когда я настояла на присутствии при самой кремации. Сочувствие в его глазах появилось скорее к моему юному возрасту, а не к личности, с которой я прощалась.
Брошенный всеми, даже отвергнутый собственной матерью, осуждённый Варавва4… Ушёл, свободный от демонического плена. Видя его ломки в Камелоте, я уже не сомневалась. Георгий был со мной на пляже. Каким-то невероятным образом он восстанавливал мои тело и сознание. Но из всего этого бреда мне запомнился только нечеловеческий вопль, когда его фантом распылило в воздухе. Он принял на себя удар и стал последним буфером между мной и демонами.
«Всегда надёжной сенью за твоей спиной…», – он сдерживал зверя, прикрывая меня до последнего вздоха.
«Зачем? Зачем ещё один пожертвовал собой?».
«Люблю. Кощунственно, но правда», – я поняла и то, что было сказано мне лично, между слов – что транслировали его чистые, лишённые демонического контроля глаза. Что я в них видела? Раскаяние, обречённость, смирение и решительность: «Не бойся. Буду с тобой до конца. Своего конца…». Он остался верен. Я же? Не оставалась должной никому ничем. Кроме взаимной любви.