– Ты там бывал? – спросил я.
Чиприано посмотрел на меня, с трудом скрывая разочарование и нетерпение.
– Нет. Разве ты не понял, что я сказал про языки? Если бы я туда пошел, я бы находился там до сих пор. Но я знаю, где это, – он замолчал и опустил плечи, словно его одновременно покинули и энергия, и злость. – Может, когда-нибудь мы туда попадем, – едва слышно произнес он, – не знаю…
Его внезапное смирение меня поразило. Ему хотелось в тот город, это было очевидно, но он понимал, что нельзя. Отправиться туда – все равно что совершить путешествие в идеализированную эпоху. Он никогда не сможет вернуться.
Мы больше об этом не говорили, и я в том месте так и не побывал, но понимаю, почему оно было для него так важно. Легенда о Затерянном, о Белом городе родилась несколько столетий назад. Испанские версии перемешались со сказаниями племени пайя, и сегодня мы слышим рассказы о затерянном в джунглях огромном и некогда богатом городе. В первоначальных сказаниях пайя речь шла не о городе. Они использовали термин Kao Kamasa, то есть «белый дом», но люди, не знакомые с языком пайя, неверно истолковали этот термин. В первоначальной истории ничто не указывает на масштаб или богатство, потому что это было не важно. А важно то, что это место служит домом для богов и располагается на территории, традиционно считающейся родиной племени пайя.
В этом регионе множество уникальных археологических памятников, но именно «белый дом» считается колыбелью данного народа. Именно там они жили до того, как их привычный мир рухнул, и они оказались рассеяны вторгшимися европейцами. Это место символизирует общество до его распада. Чиприано боялся посещать город, но ему хотелось о нем говорить. Я понял, что важно не само место, а то, что утеряно: независимость и достоинство, которых в тропическом лесу было не найти. Дело не в самом месте, а в мифическом, наполовину забытом, наполовину сотканном воображением прошлом. Прошлом, которое предшествовало коллапсу.
Для Чиприано это далекое событие – не только прошлое. На основе этой картинки мифического прошлого он строит свое настоящее. Для него настоящее – это искаженная и гротескная версия того, что могло бы быть (и что было бы), если бы его мир не захватили незваные гости. Если образ столь далекого, существовавшего до упадка прошлого обладает подобной силой, то какой силой обладают наши представления о будущем, ожидающем нас после коллапса?