– Неплохо бы отдохнуть! —
говорит дьявол.
– Пора сделать привал! —
говорит смерть.
– Мужайтесь, мы почти у цели! —
говорит рыцарь.
Все трое продолжают путь.
– У меня болит нога,
я очень хромаю! —
говорит дьявол.
– Я простудилась,
у меня жуткий насморк! —
говорит смерть.
– Замолчите!
Хватит ныть! —
говорит рыцарь.
Все трое продолжают путь.
Триста лет назад
я разозлился
и стал пиратом.
Плавал,
грабил,
убивал,
жег корабли.
Шпагой
выкололи мне глаз —
стал носить черную повязку.
Саблей
отрубили мне руку —
стал запихивать рукав за пояс.
Ядром
оторвало мне ногу —
стал ковылять с деревяшкой.
Но все грабил,
все убивал,
все злился.
Наконец
пуля попала мне точно в переносицу,
и я помер легкой смертью.
Привязали ядро
к моей оставшейся ноге
и бросили меня в море.
Стою на дне,
весь черный от злобы.
Рыбы нюхают меня,
но не жрут.
Стою и припоминаю,
из-за чего я разозлился.
Триста лет стою —
не могу припомнить.
Все-таки странно:
дочь ее, Елизавета,
вырастет дурнушкой,
а сама она – красавица писаная.
Я знаю,
что ее ждет,
но между нами широченная пропасть,
которую не перепрыгнуть.
И я кричу на ту сторону:
– Спасите!
Спасите Анну Болейн!
Она же погибнет!
Но ветер времени
относит мой голос
и какие-то испанцы
кричат из шестнадцатого века:
– К чертям!
К чертям Анну Болейн!
Пусть погибает!
Как известно,
Фридрих Барбаросса утонул в речке.
Кольчуга была тяжелой,
а Фридрих был навеселе.
И вот результат:
храбрый Фридрих Барбаросса
утонул в неглубокой речке.
Но все же
как могло случиться,
что отважный Фридрих Барбаросса
утонул в какой-то паршивой речушке?
Трудно себе представить,
что грозный, рыжебородый Фридрих Барбаросса
утонул в какой-то жалкой канаве!
Нет, просто невозможно себе представить,
что сам бесподобный Фридрих Барбаросса
утонул в какой-то грязной луже,
так и не добравшись до гроба господня!
В ту ночь мы слегка выпили.
– Вот послушай! – сказал Альбий. —
«Паллы шафранный покров, льющийся к нежным стопам,
Пурпура тирского ткань и сладостной флейты напевы»[1].
– Неплохо, – сказал я, —
но ты еще не нашел себя.
Скоро ты будешь писать лучше.
– Пойдем к Делии! – сказал Альбий,
и мы побрели по темным улицам Рима,
шатаясь
и ругая раба
за то, что факел у него нещадно дымил.
– Хороши! – сказала Делия,
встретив нас на пороге.