Шутка обэриута - страница 40

Шрифт
Интервал


А опустошённость моя «после романа» вопреки приступам обманного вдохновения, усугублялась боязливою тоскою «перед романом»…

История, которой я мечтал заболеть, не завязывалась, не заражала, а вот предыстория болезни моей распухала…


Так?

Да, так, пожалуй, в качестве приложения к недописанному автопортрету, можно было бы презентовать мой анамнез.


В маяте моей оживало высказывание Бердникова, почему-то меня, школьника, поразившее, – постараюсь выловить из звукового файла; вот, эврика! – сильно и резко, как хук боксёра:

– Отнимите у Сизифа камень, и вы не только порушите античный миф, но и обнаружите под маской древнего грека современного персонажа, драматичного в неприкаянности своей.

И голос отца: «Сизифов труд» – это о чём, о ком?

Голос Бердникова: допустим, о жертвенности, допустим, о художнике, одержимом искусством своим, сочетающем импульсивность и монотонность… и – пытающемся, как, кстати, и Сизиф, обмануть смерть.

Голос отца: жертвенность? Чем художник жертвует?

Голос Бердникова: повседневностью.

Голос Савинера: чем одержим художник?

Голос Бердникова: тем же, что и наказанный Богами Сизиф, – покорением вершины, вечной попыткой обмануть смерть…

Голос отца: но если у Сизифа отняли камень и наказание…

Голос Бердникова: осталась образность мифа…

Голос Савинера: борьба с метафорической силой?

Голос Бердникова: да, – с метафорической силой тяжести.

Голос отца: абсурдная борьба? – условный камень тоже скатится…

Голос Бердникова: муки нашего осовремененного Сизифа сродни «мукам творчества», примиряющего с абсурдом: Сизиф, лишённый камня, борется за овладение вершиной с самим собой, одолевает самого себя, устремлённого ввысь.

Смех Савинера: гравитация как абсурд?

Голос отца, перебившего Савинера: где, в каком искусстве, импульсивность и монотонность не разделить?

Голос Бердникова: думаю, в прозе.

Голос Савинера: одержимость и неприкаянность могут чередоваться…

Точно! – одержимость и неприкаянность, чередуясь, оставались симптомами моего невроза.

Так, где ответ Бердникова?

Потерялся?

Безмолвие; плёнка похлёстывала пустоту, прокручивалась; вероятно, Бердников мог в тягостный миг кивнуть, зато я в унисон с тем растянутым на десятилетия кивком смог подумать: не судьбы ли Бердникова и Савинера, законсервированные в разговорах, на которые вывел меня отец, станут золотой жилой?