До поступления в школу, да и после Эрик был застенчивым, необщительным ребенком. После расставания с детьми слесаря он иногда играл с соседскими ребятишками, но предпочитал бродить в одиночестве. Он даже, по собственным словам, «приобрел некоторое манерничанье, которое все школьные годы отталкивало» от него товарищей.
Эрик с огромным интересом изучал окружающую природу, любил наблюдать за поведением кошек, собак, кроликов>46. Где бы он ни жил, с ним всегда были какие-то животные. Хотя подчас их заводили с хозяйственной или потребительской целью, наблюдение за их повадками в домашних условиях и изучение живого мира в его естественной среде обитания были характерны для Блэра на протяжении всей жизни.
Эрик рано научился читать. Незадолго до того как ему исполнилось восемь лет, он обнаружил потрепанное, сокращенное и адаптированное для детей издание «Путешествий Гулливера» Свифта. Собственно, книга была предназначена Эрику как подарок на день рождения, причем экономная мать решила не тратиться на новое издание.
Открыв книгу, мальчик увлекся ею с первых строк, а когда настала ночь, долго не мог заснуть, строя предположения, что же дальше произойдет с героем. Свифт стал любимейшим писателем ребенка, а затем взрослого Эрика. В 1942 году писатель Оруэлл гордо констатировал в одной из своих передач на радиостанции Би-би-си: Гулливер «всегда жил со мной с того времени, так что, я полагаю, не проходило и года, чтобы я не перечитал хотя бы часть его»>47. Примерно то же говорилось в целом ряде его статей и критических обзоров, где, в частности, высказывалось сожаление, что так мало людей читали «Путешествия Гулливера»>48.
Эрик рано полюбил поэзию. Ему нравились рифмы и ритмы, особенно когда они были связаны с возвышенным содержанием. Особенно запомнились ему стихи английского поэта конца XVIII – начала XIX века Уильяма Блейка из сборника «Песни невинности» (1789). Стихотворение «Весна» из этого сборника стало для Эрика символом грядущей радости, которая, как он надеялся в школьные годы, когда-нибудь придет на смену отнюдь не радостному настоящему. Он не раз повторял слова:
Рады все на свете.
Радуются дети.
Петух – на насесте.
С ним поем мы вместе.
Весело, весело встречаем мы весну!
[7]В сугубо сатирическом, издевательском контексте первая строка из приведенной строфы была использована через много лет в качестве заголовка воспоминаний, посвященных отнюдь не радостям, а мукам в школе-интернате Святого Киприана, куда Эрика вскоре отдали.