Хотя многое в текстах Лорд располагает к заимствованию и переносу в другие жизненные контексты, есть в них и специфические элементы, которые для этого не предназначены. Так, слово «сестра», вынесенное в заглавие, может показаться очевидным, не требующим пояснений феминистским понятием. Но если по-русски «сестра» отсылает к универсальному, часто эссенциалистскому представлению о «женщине вообще» и «общем женском опыте», то Лорд почти неизменно пользуется словом «сестра» так, как это принято в Черной культуре, – для обозначения именно Черных женщин (ср. например: «в конференции участвует всего четыре сестры» (1). Само заглавие книги, таким образом, указывает на конкретную позицию, из которой говорит Лорд, и приглашает задуматься о специфике конкретных угнетений. Что такое анти-Черный расизм в США? Детальному разбору этого посвящены, в частности, эссе «Применение гнева» и «Глаза в глаза». В чем это похоже на анти-Черный расизм и другие формы расизма в вашей стране, а в чем – отличается от них? Эти вопросы вы можете задать себе, взяв эссе Лорд за отправную точку и ориентир.
Тексты, вошедшие в этот сборник, написаны в 1970-х и 1980-х годах, поэтому в них неизбежно есть и историческая специфика. Пожалуй, самое яркое ее проявление – строгая гендерная бинарность и отсутствие любых упоминаний о трансгендерности. Лорд пользуется радикальным феминистским языком своего времени и порой не чужда некоторого эссенциализма, когда ссылается на «женскую силу» или древних богинь. Она знает только о существовании женщин и мужчин и верит в неустранимое различие между ними – и это приводит ее к внутреннему конфликту, которому посвящено эссе «Дитя-мужчина: ответ Черной лесбиянки-феминистки» об отношениях матери-лесбиянки с взрослеющим сыном. С современных позиций подход самой Лорд, так же как и ее редакторки Нэнси Береано, повторяющей вслед за ней: «Наши сыновья не вырастут в женщин» (2), – не выдерживает критики. Если кто-то сегодня твой сын, ты не можешь знать, не окажется ли этот ребенок завтра твоей дочерью. Однако заслугой Лорд представляется уже то, что она фиксирует этот основополагающий недостаток имеющегося в ее распоряжении феминистского языка. Опираясь, как и всегда, на глубинное, живое и реальное – свою любовь к сыну, – она ясно обозначает и возможность непатриархальной, феминистской маскулинности, и непригодность радикально-феминистского сепаратизма.