Он опустил руки – одну механическую, вторую настоящую, из плоти и крови.
Заметив её взгляд, Климент завёл стальную ладонь за спину.
– Ты же знаешь, что все «тени» – преступники, приговорённые к смертной казни? – спросил он, глядя на колышущуюся морскую гладь за бортом.
– Да… – шевельнула пересохшими губами Лилит. Об этом ей рассказывал пастор Лойд из монастырского приюта. Он был наставником Дая, пока того не усыновил аристократ.
– Мы должны были умереть, но за исключительные способности получили выбор: казнь или пожизненная служба. Как понимаешь, мы все выбрали второе. – Климент перевёл взгляд на побледневшую Лилит и криво усмехнулся.
– Ты не волнуйся, – вдруг добавил и повернулся к ней всем телом. Лилит невольно отступила. – Тебе не обязательно также «грешить» как нам, чтобы стать «тенью». Достаточно убить одного человека, и я замолвлю за тебя словечко перед Советом.
Лилит закусила губу и, подобно Клименту несколько минут назад, повернулась к морю и его мигающим на горизонте огням. На чёрной водной глади золотились дрожащие дорожки от ламп корабля.
Девчонку поразило, с какой лёгкость Климент говорит об убийстве. Как будто лишить человека жизни не сложнее, чем чайка испить. Для Лилит даже решиться на такой шаг невозможно. Ей проще убить себя …
Но ведь она знала, на что идёт и с кем. Знала и упорно гнала от себя тревожные мысли, подменяя их романтическими, приключенческими и такими… по-детски наивными.
Лилит стиснула железный поручень, бодрящий холодок обжёг ладони и отрезвил.
– Зачем ты решила вступить в Орден? – Климент внимательно всмотрелся в её лицо.
Лилит искоса взглянула на него. Хорошо, что он не умеет читать мысли.
– Мне казалось, это будет интересно, – произнесла она без тени улыбки, – и опасно.
Климент ошеломлённо уставился на неё, но поняв, что она говорит вполне серьёзно, разразился громким хохотом.
– Если это правда… – отсмеявшись, начал он. – Надеюсь, ты не ответила Даю так же?
– Не ответила, – скупо бросила Лилит.
Даю она сказала правду. Она ищет свои воспоминания, но об этом никому знать не обязательно. Пусть лучше Климент считает её дурочкой и ребёнком.
Мужчина недобро сощурился. Гадал, кому она в таком случае соврала: ему сейчас или Даю?
Лилит стойко выдержала его взгляд, всеми силами стараясь не выдать дрожь в руках.