Помыв полы, мы распределили время ночного бдения на тумбе. Я пошёл стоять первым. До полуночи сержант Кыш, которого вдруг пропёрло поговорить с солдатнёй, расспрашивал меня о моём прошлом.
– А правда, говорят, ты в музее порнухи работал?
– Ну, как работал…
– И чё там? Чё там такое-то? Прям хуй-пизда что ли?
– Ну, типа того.
Разговор длился какое-то время. Потом сержант Кыш спросил, не хочу ли я занять вакантное место писаря в его роте после КМБ. Мне было радостно это слышать, и я дал предварительное согласие. В любом случае, КМБ наше только начиналось, и до его конца оставалось ещё долгих три недели.
Глава 5
Следующий день был ознаменован визитом в роту капитана Максимушина. Когда он пришёл, я стоял на тумбе, и мне посчастливилось подать в его честь торжественное и громогласное:
– СМИРНО!!!
– Фу, блядь, воняет как в свинарнике. Вы чё их, не моете? – спросил Максимушин подскочившего к нему рядового Бруса.
– Так это… товарищ капитан, ну… баня по субботам, как положено.
– Баня-ебаня!
Максимушин прищурился и испытующе посмотрел на Бруса.
– Так… так точно, товарищ капитан.
– Доклад где твой? – спросил Максимушин.
– А… кх-м… Товарищ капитан, за время вашего отсутствия происшествий не случил…
– Вольно.
– ВОЛЬНО!!! – продублировал я, всё так же торжественно и громогласно.
– Хули ты так орёшь?! – возмутился Максимушин.
– Виноват, товарищ капитан! – ответил я.
– Хуи-новат!
Я был очень рад, что после своего пассажа он не удостоил меня испытующим взглядом. Иначе я был бы уничтожен.
Максимушин знакомился с ротой, пока я стоял на тумбе, а двое других дневальных шуршали мётлами и швабрами где-то в районе комнаты досуга с ударением на первый слог. Дело было после завтрака. Максимушин ходил по центральному проходу взад-вперёд, заложив руки за спину и выгнув грудь колесом, и вещал о недалёком будущем.
– Имейте в виду, ёптеть. Скоро у вас присяга. Через три недели. Где-то в середине января. Важнейший момент в вашей уёбищной жизни, ёптеть. Приедут ваши мамки-шмамки, будут на вас смотреть. И если вы не сможете торжественным маршем пройти как положено, вы опозорите не только себя как военнослужащих, но и всю часть. За такое кара будет жестокой. Это понятно?
– Так точно! – отозвался строй.
– Хуёчно, ёптеть!
После этой пламенной речи и ещё нескольких других пламенных речей Максимушина, учебная рота отправилась сбивать ноги о плац до самого обеда. Максимушин тоже ушёл, и в расположении остался только наряд во главе с дежурным Брусом. В помещениях был наведён полный порядок, и настало время нам делать вид, будто мы чем-то заняты. Другой свободный дневальный и я взяли с собой одну метлу на двоих и спрятались в спальном расположении. Там мы сидели на прикроватных табуретах и ловили момент.