– Не думаю, что ваша правительница была единственной, кто увидел такой исход, – вздохнула Сораса, снова подумав о горах и созданном для лета дворце.
Что-то пробежало по ее спине. Ужас, подобный которому она испытывала лишь в детстве, когда послушники оставили ее одну босую в песках и со связанными руками.
Но даже тогда она знала, в каком направлении бежать.
«Теперь спасения нет, и все же я продолжаю идти вперед.
Не знаю, куда. Как не ведает и никто другой».
Глава 4
И пусть услышит нас бог
– Эндри —
Почему-то в присутствии Соколов Эндри почувствовал облегчение. Казалось, обмотанный вокруг его тела жгут день за днем понемногу ослабевал, даже когда они скакали дальше по пустыне.
– Дорога – именно то, что тебе нужно, – сказала Корэйн на третье утро, когда они принялись разбивать лагерь. За спиной девушки забрезжил рассвет, окрашивая ее силуэт в красный. Глаза пиратской дочери согревали теплом, а выражение лица было дружелюбным. Когда она смотрела на него вот так, казалось, будто она ласкает его взглядом.
Эндри опустил голову, скрывая проступивший на щеках румянец.
– Я привык путешествовать, – ответил он, размышляя над своими словами. – Если закрыть глаза, то можно притвориться.
Корэйн озадаченно моргнула.
– То есть притвориться?
– Что ничего из этого никогда не было, – тихо ответил он, затем сглотнул внезапно появившийся в горле комок. – Что я дома, в Аскале, в казармах. Я снова оруженосец, и все произошедшее оказалось лишь сном.
Он чувствовал запах лошади, слышал издаваемые ею звуки, а еще звяканье сбруи, тяжелое дыхание ближайшего всадника. Если не видеть пустыню, бесконечный горизонт, Соколов в черных одеждах и находившуюся рядом с ним Корэйн, силуэт которой был хорошо знаком даже с учетом накинутого на ее голову капюшона… и не открывать глаза, тогда можно было бы подумать, что он по-прежнему дома. Тренируется бок о бок с другими оруженосцами, посещает уроки верховой езды на тренировочной площадке двора или мчится по плодородным землям за пределами Аскала. В те времена, когда его беспокоил лишь ухудшающийся кашель матери и насмешки Лимона. Ничто по сравнению с тем бременем, которое он нес теперь, – страх за мать, за себя, за Корэйн и за мир. Эндри пытался не чувствовать тяжесть висевшего на поясе меча. Старался не обращать внимания на жар, который ощущал из-за беспощадного палящего солнца.