Друг мой начал раздражаться. Точнее, тихо кипеть, как вода в огромном солдатском котле, на взвод из тридцати человек, но только тихо, чтобы враги, засевшие в траншее напротив, не услышали. Ну что такое? Учил, учил этот долбаный английский. И на тебе! А ведь ошибиться не мог. Про "эштри" специально чувака из универа спрашивал, повторял ему много раз, дабы быть уверенным, что там, в забугорье, поймут и бегом, вприпрыжку подадут. А тут попалась эта тупая бюргерша с ляжками, как у свиноматки, наверное, ещё вчера навоз таскала из дедушкиного хлева, а в перерывах на уроки арифметики бегала, чтобы считать приплод научиться. Неслась как ракета, второпях стряхивая с себя коровье дерьмо.
Однако упорства моему приятелю не занимать, раз начал, надо добиться своего и, еле сдерживая раздражение, наливаясь кровью, повторил ещё раз:
– Эштри, плиз! – и опять пробежав глазами по стоящей перед ним рубенсовской фигуре, про себя подумал, – для воспроизводства, однако, хороша будет, тупица среднегерманская!
Официантка немного растерялась: клиент нервничает, уже красный как рак, как бы скандалить не начал. Она стояла, от волнения теребя левой рукой белую ресторанную салфетку, а правой прижимая к сердцу самую дорогую вещь – блокнот с заказами и одновременно тужась понять, чего от неё хочет этот странный русский. Ведь так и должен выглядеть настоящий русский – уши как аэродромные радары, скулы как у радиатора от БМВ, волосы классического мерседесовского цвета.
– Sorry? What?
Тут мой друг не выдержал. Вода не только кипела, но уже почти выкипела, стенки котла раскалились и грозили взлететь на воздух и накрыть осколками свои, а также чужие позиции. Это было бы совсем неплохо, шумно слишком в ресторане. А так немецкие пехотинцы, то есть буйные поглотители пива с соседнего столика, наблюдая эту сцену, уже начали потихоньку смазывать салом пятки, а также все остальные чувствительные места. От греха, что называется подальше, от этих русских можно всего ожидать.
И вот наш герой взорвался. Но взрыв был очень своеобразным. Лингвистическим. К чему этот английский, выученный и выпитый с непосильным трудом. Да пошёл ты, то есть английский, весь, который знал и который не знал тоже, к чёртовой матери! Поэтому официантка наконец услышала совсем неожиданное: