Философия духовной военной мысли. Том 3 - страница 11

Шрифт
Интервал


Понятно также, что каждая война требует особого рассмотрения с этих двух точек зрения и что притом положение каждого народа должно быть рассмотрено особо. В качестве общего закона здесь можно установить лишь то, что духовно живой, духовно сильный и творческий народ растет и возрождается и после тех войн, в которых он потерпел ратную неудачу: так было с Россией после крымской и японской войн, с Германией после наполеоновских войн. И в качестве общего правила можно установить, что каждому народу следует желать, чтобы война имела для него максимальное духовное значение, т. е. чтобы она вызвала расцвет его лучших духовных сил, от которых питаются и должны питаться все последующие поколения и другие народы.

И еще одно несомненно: какова бы ни была война и каковы бы ни были ее духовные последствия, ей всегда гарантирован известный минимум духовного значения. От нас зависит превратить этот дающийся нам минимум – в максимум. И для этого нам надлежит помнить ежечасно: мы еще творим эту войну, и в этом творчестве ни одно усилие, ни один порыв, ни одно живое искреннее слово не пропадает даром. И если перед нами сейчас встает вопрос, справимся ли мы духовно с этою войною, то попытаемся прежде всего отдать себе отчет в том, что такое война, как явление народной жизни; какие цели и какие мотивы могут сделать войну духовно оправданной, и наконец, каково наше положение в настоящей войне. И тогда только мы найдем путь к осознанию встающих перед нами духовно творческих заданий. В осознании их залог нашей духовной победы.

Мы установили духовный смысл войны, как испытания и суда над жизнью людей и народов. Война учит нас жить, любя нечто высшее, такое за что стоило бы и умереть; любить его больше, чем себя, и доброю волею становиться на его защиту. Но все ли заслуживает такой любви и такой защиты? И, если не все, то что же именно? И против чего воздвигает угрозу война, подобная той, которую мы теперь переживаем?

В жизни народа, как и в жизни отдельных людей, бывают эпохи, когда он видит себя лицом к лицу с некоей внешней силой. Эта сила, развиваясь по своим внутренним законам, осуществляя свою природу, властно решает вопрос о бытии и жизни народа; решает, как сильный о слабом, творя свою силѵ и не спрашивая слабого об его согласии; решает от себя и помимо него: быть ему или не быть? Такую эпоху народ переживает каждый раз, как перед ним реально (т. е. не только в отвлеченной возможности) встает практический (т. е. призывающий не к размышлению только, а к действию) вопрос: будет ли он и впредь существовать, как духовно живой и духовно творящий народ, или же перед ним начало разложения, пассивности и гибели?