Собаки прыгали и бешено лаяли вокруг дома.
Прискакали охотники, пришел и хозяин фермы.
– Он наш, он принадлежит нашим собакам. Они загнали его сюда, – сказал главный охотник.
– Он в моем доме, и он теперь мой, – возразил фермер, совершенно не узнавая черно-бурого лиса в забрызганном, выпачканном красной глиной беглеце.
Хотя у фермера также пропадали куры, овладеть лисицей он не особенно стремился, так как шкура зверя казалась теперь совершенно испорченной и потерявшей всякую ценность.
– Ну, так и быть, получайте вашего лиса, – сказал он наконец охотнику.
Но тут девочка заплакала.
– Не отдавай, не отдавай его, он мой! – кричала она. – Он сам прибежал ко мне. Не смейте убивать его!
Фермер заколебался.
– Мы поступим с ним честно, – сказал успокоительно охотник. – Мы дадим ему убежать вперед дальше, чем он был, когда мы его нагнали здесь.
Фермер поспешил уйти, чтобы не видеть происходящего. Он, пожалуй, забыл бы бедного, загнанного зверя, искавшего убежища в его доме, но он не в состоянии был забыть детских криков, звеневших у него в ушах: «Не смейте, не смейте! Он мой! О папа, папа! Они убьют его! Папа, папочка!»
И не у одного только отца этот отчаянный детский вопль оставил в сердце глубокий след.
Но охотники все-таки унесли Домино, отпустили и дали отбежать на «законную» четверть мили. Это они называли «поступить честно» – выпустить три десятка сильных собак на одну измученную лису! Долина снова огласилась лаем. Опять Домино поскакал по глубокому мокрому снегу, и вначале ему удалось уйти далеко вперед.
Он пробежал длинную долину Бентонского ручья, миновал склоны холмов, перебрался через их вершины и направился уже обратно, как вдруг со двора одной фермы выскочила все та же ненавистная Гекла и присоединилась к гнавшейся за ним своре. Высокий охотник приветствовал ее появление дружеским криком. Как мог теперь спастись Домино, когда враги его получили третье свежее подкрепление? Оставалась только одна надежда: близость ночи, если только она будет морозная.
Но вечером ветер стал еще теплее. Воды Шобана, над которым целый день дул теплый ветер, неслись теперь к западу могучим, широким потоком, до краев наполняя долину и с треском увлекая с собой массу разбитого льда.
Солнце садилось вдалеке над водной гладью, и этот пылающий закат был великолепен, как блестящий конец благородной жизни. Но ни собаки, ни охотники не остановились, чтобы полюбоваться им: они спешили все вперед и вперед.