Оно, конечно, и Сукин на Оке себя хорошо показал, однако ж рода он не такого знатного. Не объяви государь опричнину, так они и рядом не стояли бы – родовой князь и рядовой дворянин!
Хоть и повелел государь всем в опричнине почитать друг друга за равных, да только гордость родовую, спесь, веками в кровь въевшуюся, разве ж государевым указом вытравишь?..
Вот и теперь, совсем скоро сообразил Меньшой Воейков: видимо, Васька Тёмкин нашёл некий повод ябеду на Сукина подать. Потому и призвал государь обоих, чтобы дознаться.
Да и нужно ли ему, впрочем, то дознание?.. Царь-батюшка и без дознания ведает, какое решение принять. А допросы такие чаще ведёт так только, чтобы и окружению сущность проступка виновного стала очевидной.
Хотя… Пусть и молод ещё годами Воейков, а как-то начал уже соображать, что вовсе уж невинных на белом свете не сыскать. И что у каждого в прожитой жизни непременно найдётся хоть что-то, за что можно подвергнуть наказанию. Пока государь не сомневается в твоей преданности, он и закрывает глаза на какие-то прегрешения подданных, а вот если оступился холоп, вызвал подозрение к себе, недовольство государево – вот тут на белый свет и извлекаются все бирки с его деяниями, да с ябедами на него, с клеветами…
– Я Михайлу Кривоустова давно знаю, государь, – между тем продолжал говорить Тёмкин, и Воейков не сразу сообразил, о чём идёт речь… – Верный холоп твой, добрый ратник!.. Сейчас вон на стенах крепости Орешек ранение получил от наймитов Понтуса Далагардия… А Ванька, – он ткнул пальцем в Сукина, – в это время его усадьбу разорил… Жену нагую на мороз выгнал, отчего померла она, насмерть застудилась, сердешная… Ребятёнка его плетью отходил, чуть не до смерти зашиб… Девок дворовых попортили, будто басурмане…
Царь перевёл тяжёлый взгляд на Сукина.
– Так всё было? – тихо спросил он, и было не понять интонацию, с которой задал вопрос.
– Так, да не так, государь, – напряжённо ответил Ванька.
Он знал, что сейчас от его ответа много зависит – как отбрешется, так и порешит царь-батюшка. А с другой стороны, его ответ может и не иметь особого значения, если государь уже заранее для себя решил, кого карать, кого миловать. Или его… Или Тёмкина…
– Как это? – с любопытством вскинул брови государь.
А глаза глядели жёстко, беспощадно.