Как стыдно-то!
Она так и стояла, пока через четверть часа не хлопнула входная дверь. Подождав на всякий случай, Катя на цыпочках вышла в коридор. Мужчины не было дома, она знала это, не заглядывая в чужую спальню. Просто на душе стало спокойно. Теперь даже дышалось по-другому: легче, свободнее, и звуки чужого дома стали казаться мягкими и вкрадчивыми, почти родными.
Пока переодевалась и чистила зубы, проснулся голод. Катя доела соленые орешки – нашла полупустой пакетик на дне сумки. Голод лишь стал сильнее. Она открыла крышку мусорного ведра, чтобы выбросить скорлупу, и застыла. Сверху, сияя желтой кожурой, лежал недоеденный банан.
Выходя из квартиры, Катя все еще ненавидела себя за те секунды, которые прошли, прежде чем она отпустила педаль мусорного ведра. И за то, что незаметно для себя облизала губы.
* * *
Немного «Марсов», чтобы проснуться.
Не вставая с кровати, Ян нажал на пульте play и поставил звук на максимум. Музыка взорвала воздух, разложила тело на молекулы.
Этот рев перерождал душу, вытеснял из нее все лишнее. Точнее, вообще все. И оставлял пустоту такую же оглушительную, как музыка снаружи. Сегодня это было необходимо. Чтобы даже воспоминаний не осталось о том, чужом, человеке в казино, который этой ночью смотрел на него в зеркале. Чтобы пальцы перестали ощущать теплую шершавость купюры, выуженной Мадлен из декольте. Купюру, до которой он даже не дотронулся.
«Марсы» всегда помогали. Лекарство от душевного похмелья.
Ян уменьшил звук и пошел в ванную. О том, что в соседней комнате поселилась квартирантка, он вспомнил только в коридоре, когда едва не смел ее с дороги. Похоже, едва знакомый обнаженный мужчина не был частью ее обычного утра.
– Простите… – пролепетала она и скрылась в своей комнате.
Бедняжка. У девушки, которую смущает даже общение на «ты», день явно не задался. Впрочем, жалость быстро сменило раздражение. Деньги за аренду комнаты уже сыграли свою роль, а пугливая незнакомка задержится у него на четыре недели. Хотя… еще пара таких столкновений в коридоре, и она сбежит сама.
Холодный душ, большая чашка кофе – и на улицу. Дневное веселье отличается от ночного, и в нем есть своя прелесть.
* * *
Катя села у окна. В том, как трамвай, постукивая, покачиваясь, скользил по рельсам, было что-то ненастоящее, что-то из детства, из сказок. Толпа на остановке – сплошное месиво из курток, зонтов и капюшонов – поглощала ее, давила и норовила выбросить на проезжую часть. А здесь, в полупустом вагоне, было спокойно.