– Понятно… И часто останавливаются проезжающие мимо тебя джипы?
– Каждый день.
– Это утомляет, наверное.
– Не больше, чем этот разговор.
Я осекся, и мы продолжили наш путь в молчании. Полоса финского залива тем временем сменилась лесной полосой. Идем мы, значит, кругом лес. Километр идем, два километра идем, три километра идем. Дорога петляет, но пейзаж не меняется. И тут, мало того, что мы идем, так еще и дождь пошел. Неслабый такой дождь. И ветер усилился, чтобы уж для полного кайфа. Противный такой питерский ветер, главной отличительной чертой которого является то, что в какую бы сторону вы ни шли, ветер этот всегда будет дуть вам прямо в лицо. М-да, дождь и ветер. Может, кто-нибудь и любит гулять под дождем, но я к таковым любителям не отношусь. Потом, ладно бы еще идти под дождем, зная, что где-то впереди тебя ждет теплый дом, мы же шли под дождем, и я при этом не имел ни малейшего понятия, что нас ждет впереди, со смутным ужасом ожидая ночевки в палатке из рюкзака. А тут еще и тележка совсем не катит (песок-то размок). Однако я решил не хныкать, стиснуть зубы и идти до конца. Стиснул и иду. Идем мы значит, тележка вихляет-опрокидывается-стучит, Медея молчит, ветер свистит, и еще и дождь нудит. Каждый новый поворот рождает у меня ожидание чудесного появления указателя с вожделенной надписью «Шепелёво», а вместо этого за каждым поворотом открывается длинная прямая пути без всяких опознавательных знаков и с неизменным лесом по обе стороны дороги. Но наконец я вижу указатель и чуть не кричу от радости. Мы подходим к указателю, и я с ужасом читаю: Кандикюля. Я аж остолбенел. Согласно всем законам логики Кандикюля – это не Шепелёво, а раз это так, то, значит, мы всё еще не на месте, и до места всё еще идти бог знает сколько времени, а я уже насквозь промок, а я уже до предела устал, да еще этот противный ветер всё назойливее хлещет в самое что ни на есть лицо. Вызревающий бунт дозрел до стадии революции. Во всяком случае до стадии восстания. Позабыв о своей решимости и стиснутых зубах, я остановился и прямо заявил Медее, что дальше не пойду. Однако напомню, что свершение революции требует соблюдения двух условий: низы должны не хотеть, а верхи – не мочь. В нашей же ситуации, низы (то есть – я) уже не хотели, но верхи (то есть Медея) всё еще могли. Медея настолько «могла», что попросту никак не отреагировала на мое решительное заявление и пошла себе дальше. Пришлось мне идти за ней. Кандикюлю (это название деревни, если кто еще не понял) мы прошли быстро, но не успел я порадоваться хоть чуть-чуть изменившемуся пейзажу (деревенские домики вместо однообразного леса), как нас со всех сторон снова окружал лес и каждый новый поворот открывал лишь новый отрезок бесконечного, как мне стало казаться, пути. Сколько мы так еще шли, сказать не берусь, может быть, и не так долго, как мне сейчас кажется. А может быть, и еще дольше. В общем, идем мы, идем, я уже и по сторонам не смотрю, как вдруг почти налетаю на остановившуюся Медею.