Прянул, как бешеный зверь, и, огромные вытянув руки,
Разом меж нами двоих, как щенят, подхватил и ударил
Оземь; их череп разбился; обрызгало мозгом пещеру.
Он же, обоих рассекши на части, из них свой ужасный
Ужин состряпал и жадно, как лев, разъяряемый гладом,
Съел их, ни кости, ни мяса куска, ни утроб не оставив.
Мы, святотатного дела свидетели, руки со стоном
К Дию отцу подымали; наш ум помутился от скорби.
Чрево наполнив свое человеческим мясом и свежим
Страшную пищу запив молоком, людоед беззаботно
Между козлов и баранов на голой земле растянулся.
Да, так всё и произошло. То, что Полифем запил съеденных человечков молоком, всегда (при чтении) казалось мне особенно удачной в своей отвратительности деталью – если бы он запил свою трапезу водой, эффект был бы не тот. Теперь я смог убедиться воочию, насколько тошнотворна мясо-молочная диета Полифема. Я ждал продолжения событий – торжество дикости Полифема должно было смениться торжеством хитрости Одиссея – но не дождался. Вокруг снова стало темно, и я услышал голос Медеи:
– Хватит пока, – и через мгновение мы уже вышли из чудо-блиндажа на белый свет. Медея улыбалась – на этот раз без всяких «кажется». Ее явно забавлял мой ошарашенный вид – и вообще всё происходящее. Довольная Медея – довольно редкое зрелище.
– Ну, теперь-то ты, конечно, понял, что это за место? – торжествующе спросила она.
– Едва ли. Сначала я чуть не умер от страха, потом пытался вообразить дом, а теперь увидел нечто вроде экранизации эпизода из «Одиссеи». По-твоему, этого достаточно, чтобы всё понять?
– По-моему, достаточно. Мозгами-то пораскинь. Как говорил один персонаж, имеющий, кстати, непосредственное отношение ко всему сейчас с тобой происходящему: «Головой надо иногда думать, а не носить ее, как украшение»23.
– По-моему, так Шерлок Холмс говорил.
– Конечно, он.
– И какое же отношение «ко всему со мной происходящему» имеет Шерлок Холмс?
– Вот и подумай.
Я честно подумал, но ничего не придумал. К тому же думать рядом с Медеей – это всё равно что думать рядом со строгим учителем, одно присутствие которого вышибает из головы все мысли.
– Ладно, так и быть, просвещу тебя, – смилостивилась Медея. – Это место, где живут образы, место воплощения наших фантазий, или еще, можно сказать, пространство оживающего воображения