Ему хотелось еще немного поразмышлять об этом. Здесь, по ту сторону самого себя, он увидел то, что обычно было скрыто от него самого его же собственным существованием. Он узрел непрерывную протяженность времени – необозримую его высоту, которая для всякой разумной сущности была своя, познал его бездонные океанические глубины, его необъятную, запредельную широту, объединявшую архетипы отдаленных эпох и память всего живого. Ему нужно было еще немного времени, чтобы все это запомнить и осмыслить, но больше времени у него не было – оно все было здесь целиком, оно целиком находилось в этой темноте. Да, оно было здесь все время – всегда… Тут глазницы его раскрылись, и пространство стало вливаться в него белым светом.
***
Он с трудом приоткрыл дрожащие веки, осторожно впуская в себя потоки ярких красок. Ему казалось, что он видит акварельное небо над ровными горными склонами, покрытыми цветками куринджи. До него доносилось журчание воды, протекавшей по влажным плитам среди рододендронов и папоротников. Под сочной зеленью травы виднелись заросшие бордюры и башенки-виманы с углублениями для жертвоприношений, которые были осыпаны свежими лепестками карены. Ему захотелось рассмотреть этот удивительный сад релаксации поближе, войти в него полностью, даже если это было не его сновидение, даже если он не должен был здесь находиться.
Влекомый этим безрассудным желанием, он подался чуть вперед. Его кожа стала очень вязкой, черты лица – более эластичными, словно маска, они медленно растягивались и расширялись. Каждый изгиб морщинок на лбу, вокруг глаз и рта раскалял его кожу докрасна, как при сильном солнечном ожоге. Ему приходилось напрягать каждую мышцу на шее, чтобы протиснуться через непонятную преграду. Возможно, это была горная порода, засыпавшая вход в пещеру, из которой он хотел выбраться, а может, кирпичная кладка в стене. Наконец, после того, как его лицо перестало растягиваться и гореть, он сумел вытянуть шею и осмотреться.
Но прежде, чем понять, где он находится, он увидал перед собой молившегося человека – того самого, который не давал ему заснуть. Им оказался он сам! Вернее, он выглядел так, как если бы это было его собственное зеркальное отражение. И этот странный человек настолько умело его пародировал, что выражение их лиц было практически одинаковым. Поначалу ему даже почудилось, что между ними вообще нет никаких различий. Впрочем, двойник был чуть моложе и смуглее, он был одет в восточную одежду, сохранявшую следы тонкой вышивки и роскошного орнамента, а в его глазах читалось изумление, граничащее с подлинным ужасом.