Что могло сдерживать взбесившиеся крестьянские страсти? Государство, которого по сути уже и не было? Все или ничего, а о мертвых – или только хорошо, или опять же ничего. Царя с его семейскими уже расстреляли, а лидерам противоборствующих сторон не нужно было ничего кроме власти. Одним власть была нужна для подтверждения своих исконных прав на нее, а большевикам – для наслаждения контролем над ресурсами державы.
Для крестьян все эти расклады были абсолютно пустым звуком, полным «ничем». Про марксистские и прочие пропагандистские расклады поминать не приходится по причине совершеннейшего к ним крестьянского равнодушия.
Меня в свое время очень поражали утверждения агитаторов от КПСС насчет того, что в нашем окоеме «красные» боролись с лево-эсеровскими заговорщиками, бандитами-убийцами. Ну откуда вообще в наших краях могли завестись настолько убежденные левые эсеры, что ради своих убеждений ринулись кровью окрестности заливать? А старички, помнящие гражданскую войну, спьяну и шепотом рассказывали, что убивали из-за мести, дележки или других обид. Убивали «потому что власть разрешила». Доходчиво, просто и понятно. Бритва монаха Оккома.
Могла ли крестьян от кровопролития сдерживать Вера в Бога? Вероятно, могла бы, если бы не всеобщий аморальный шок от большевистского лозунга «Грабь награбленное, все дозволено!». Стоит обратить внимание на то, что для крестьян главным авторитетом в жизненном укладе была община. Авторитетам пришел конец.
Община действовала незатейливо, но была эффективна. И-за простоты и анархичности. Раньше в селе уважение на чем держалось? На жизни, на совместной работе, на взаимопомощи да поддержке. Знали – вот тот мужик всегда на помощь придет, в любом деле поможет, хозяйство у него справное да и за себя постоять умеет – потому человек достойный и уважаемый. Или, к примеру, врач-учитель, иной какой грамотный, опытный да рассудительный мужик. Священник владел веским словом. Таких авторитетных людей всегда поддерживали, к их словам прислушивались.