– Тристан не от кого никогда не убегал, – милосердно сказал я. Зачем ходить вокруг да около, сразу бы спросил – «как тебя зовут, пацан?». – И глупым нужно считать того, кто так опрометчиво оскорбляет незнакомцев, не задумываясь, а не нужно ли незнакомца бояться больше сиятельного?
Толстяк поперхнулся; рот его раскрылся, оттуда раздавалось какое-то удивленное кудахтанье.
– Тристан? – переспросил он. – Тоесть, тот Тристан?
В мозгах его с щелканьем портрет Черного накладывался на общеизвестный образ, растиражированный болтунами: юный великан – и маленький мальчишка. Прилично одетый странствующий рыцарь – и оборванец-крестьянин. На гладком розовом лице толстяка отразилась досада и легкий страх – эх, надо же было так нарваться! Впрочем, он не рассчитывал на расправу.
– Господин Тристан! – с деланным восторгом выкрикнул он. Словно волна от нас откатилась – я увидел цепочку из сотен голов, которые оборачивались по направлению от нас к ложе Императора, и слышал сотни голосов, шелестящих, как листья, одно лишь слово: «Тристан». – О я, глупец! Конечно! Кто же еще не боится сиятельного…
«…Кроме этого недоумка Тристана, который все равно покойник»,– этого, разумеется, толстяк не сказал, но, судя по интонации его голоса подумал, деланный восторг в самой высшей точке своего выражения вдруг сорвался и скис, словно толстяк понял, что и сидеть-то с ним рядом опасно (сиятельный увидит!).
Черный раздраженно пожал плечами; он долго сердился на такие вот обиды – другими словами, он быстро покупался на уловки тех, кто таким образом пытался разговорить его.
Тем временем волна голосов разрасталась, крепла, нарастала, как звук приближающегося шторма.
– Тристан!
Это воскликнул человек где-то далеко, почти у самой Императорской ложи, и волна пошла обратно – теперь из тысяч поворачивающихся в нашу сторону голов и криков. Дерущиеся на арене на миг, по-моему, остались без внимания – а кому интересен какой-то поединок, когда настоящие события развернутся, наверное, попозже?! Запахло скандалом, а иначе и быть не могло – если этот нахал, Тристан, в прошлом году оскорбивший сиятельного, тут, и не таится, значит, что-то будет.
Император поднял голову и глянул в нашу сторону поверх толпы – Черный, засранец, привстал и слегка поклонился ему. Каков нахал! По трибунам снова прокатилась волна шепота, разрастающегося в захлебывающийся от восторга и предвкушения скандала рев. Что о себе возомнил этот Тристан?! Разве так кланяются Дракону? Где почтение и благоговение?! И как он вообще посмел подняться и обратить на себя внимание?!