− Как ты сказал? – смеялась уже мама.
В летнем нарядном платье мамочка вышла на крыльцо из комнаты посмотреть на своего мальчика:
− Шампиньоны, проказник!
И было понятно, что и мама не сердится на своего малыша, и потому на душе становилось совсем легко и празднично.
Вспоминалась Федоровскому и долгая, до боли в лобной части головы работа над громадой материала, что он привозил из дальних экспедиций. Это были схемы, зарисовки, карты, образцы, скорые записи в дневниках, на которых были следы дождя, пыль далеких экспедиций и тяжелых, часто как работа Сизифа, маршрутов.
Помнился в деталях его заваленный аккуратными стопками папок и книг письменный стол со старой лампой, рядом с которой он просидел тысячу и еще не одну ночь, помнилась наполненная светом и воздухом веранда на даче, где под шум листьев берез и дождевых капель были записаны многие статьи и разделы книг. Помнилось, как порой приступив к работе свежим утром под пение птиц, так увлекался, что только приглашение к вечернему чаю отвлекало от работы и весь день умещался, казалось, только на один вздох и выдох.
Вспомнил Федоровский неожиданную встречу с медведем в отрогах Саян, когда, поднимаясь по крутому склону, увидел стоящего на другой стороне хребта зверя. Тот замер на двух лапах, вытянувшись солдатиком – лапы «по швам», с совершенно умильным от удивления выражением на косматой морде, измазанной черникой, что обильно росла в сосняке на склонах. Видение это было кратким – молодой пестун, уловив запах неведомого ему зверя, тут же скрылся, огласив окрестности треском ломающихся под его лапами веток стланика.
Вспоминал профессор своих юных студентов, их пытливые глаза, которым часто говорил, что геолог − уникальная профессия, которую можно освоить и понять, только если как можно чаще бываешь в поле, в долгих, въедливых, порой выматывающих все силы, маршрутах.
Маршруты, этакие каждодневные походы по заданному азимуту, когда прямиком нужно перейти реку, не зная брода, или влезть на вершину островерхой горы, не ведая, как будешь спускаться на противоположной стороне гряды, уткнувшись в отвесный обрыв.
Все увиденное и имеющее отношение к предмету поисков в маршруте геолог заносит в дневник.
В дневнике указывался маршрут по азимуту и расстояние. Скромные частые заметки о том, что местность задернована и выходов пород нет, а где-то нет-нет да появится описание геологического обнажения с подробными зарисовками тонким карандашом бортов, пластами падающих и взмывающих слоев горных пород с описанием элементов залегания, многочисленных трещин и осторожные выводы о геологической природе здешних мест с размышлением − где же можно искать нужные нам поисковые признаки. Изучая свои дневники уже зимой, через несколько месяцев, а то и лет после завершенного сезона, вчитываясь или гадая над краткими заметками на полях, думая о минувшем, улетал сознанием геолог в события далекого уже полевого сезона. Упорхнув сознанием в прошлое, вынимал засохшие среди страниц цветы, отмечал следы капель дождя и вдруг вспоминал порой такие мелочи, такие детали, что, улыбнувшись, вдруг думал в нетерпении − скорей бы в поле!