Дверь дома Глисонов со скрипом распахнулась и с грохотом захлопнулась. Во двор выбежала Лина.
– Что случилось? – В ее голосе слышались и любовь, и испуг, и гнев.
Похоже, она уже сделала для себя все выводы. Питер готов был провалиться сквозь землю. Соседи прекрасно знали, что у его мамы проблемы, хоть и не говорили об этом вслух.
– Домой, – велела Лина дочери.
– Да мы вообще ничего не делали! Мне кто-нибудь объяснит, в чем мы виноваты?
– Быстро домой!
– Да что за фигня! – огрызнулась Кейт.
Мать резко развернулась и хлестнула ее по щеке.
– Мама! – выдохнула Кейт, пошатнувшись. Она старалась не заплакать.
– Миссис Глисон, вы что, ей же и так больно!
– Закрой рот! – оборвала Питера Энн.
Когда-нибудь мы сбежим, подумал Питер далеко не в первый раз. Будем жить одни, и никто нам больше и слова не скажет.
Мама расхаживала по кухне, а Питер стоял, держась за спинку стула, и не решался сесть. Наконец мама заговорила. Теперь ты знаешь, каковы эти Глисоны. Настоящий сброд. Подумать только, распускать руки посреди улицы, на глазах у соседей.
Питеру было что ей сказать. За лето он вытянулся и почти догнал отца. Он мог бы разнести кухню в щепки. Он мог бы выйти через заднюю дверь – отпихнув мать, если бы ей вздумалось встать на пути, – ворваться в дом Глисонов, схватить Кейт, вскочить вместе с ней в автобус и уехать куда глаза глядят. Все так делают, если припрет, – в этом Питер не сомневался. В конце концов, ему уже было четырнадцать, а Кейт исполнялось летом.
– Ты туда не вернешься, – голос Энн вернул Питера к реальности.
– Куда не вернусь?
– В ту школу. Там учатся дряни вроде этой Кейт Глисон, которая решила тебя захомутать.
– Ну и пожалуйста! Кейт тоже туда не вернется. Ты же знаешь, у нас выпускной через три недели.
– Нет, ты никогда туда не вернешься. Ни завтра, ни на выпускной. Совсем.
Питер уставился на мать:
– Что это значит?
– Ага, слушаешь меня теперь?
– Я звоню отцу.
– Никому ты звонить не будешь.
Она бросилась к телефону и вырвала провод из розетки. Кухню заливало послеполуденное солнце. Питер чувствовал его жар на коленях и кончиках пальцев.
– Ладно, мам. – Он поднял руки. – Договорились, я не вернусь в школу. А ничего, что все тебя ненавидят?
– Уходи к себе.
– Нет.
Она швырнула в него телефоном, но Питер увернулся. Он чувствовал себя упоительно свободным: сейчас расправит крылья и улетит прочь.