В конце лета сорок первого года к нам первые эвакуированные приехали. С Украины приехала девушка молодая с грудным ребенком. У неё мужа в Киеве бомбой убило. Звали девушку, по-моему, Олеся. Рослая такая была, дородная, руки сильные и загорелые; одежда красивая, с вышивкой. С вокзала она шла, держа в одной руке дитё своё, в другой – чемодан большущий, зеленый из фанеры. А ребеночек-то махонький совсем был, болел всё время. Поселили Олесю в нежилом доме на два окна, где жена высланного кулака дожила свои дни да перед войной и преставилась. Олеся забор сама наладила, стекла поменяла – хозяйственная, рукастая была. А наши девки-то её не сразу приняли, присматривались. А может быть и ревность, какая была? Только вот зимой-то прильнули все к ей, поддержку всяческую оказывать стали. Вишь в чем дело, Олеся ребеночка-то схоронила, говорят, что сама и на погост снесла, и гроб-то сама сделала. Другие говаривали: в чемодане хоронила, сама я не видела. Долго она ходила почерневшая от горя, вся высохла, согнулась, – одни глаза да нос на лице-то; одежда повисла, как на вешалке. Девка, надо сказать, с горем справилась, в этом и работа помогла: устроилась санитаркой в наш госпиталь: крови не боялась и всё время там проводила. Потом вроде повеселела, разговорчивей стала, румянец появился. Да, натерпелась девка, что уж говорить.
В сорок втором к нам определили беженцев с Москвы. Была такая Нана Степановна с сыном Рафкой. Сын года на два меня постарше. Нана, как мне показалось, была невысока росточком, кругленькая такая, в руках несла две здоровенные корзины, которые её сын всё порывался выхватить – помочь хотел. Женщина устроилась в столовую поваром, кормила солдат и рабочих артели. У нас ведь в Камбарке солдаты жили с военстроя, наверное, они-то и строили хранилища, где позднее хранилось химоружие. А в нашей улице жили солдаты-эстонцы, эти шили полушубки для армии…
Максим, держи тарелки – протирай, я буду накладывать, а ты носи на стол, там расставляй покрасивее. Что говоришь, дальше рассказывать? А, интересно тебе!
Что ещё рассказать? Артели у нас были в Камбарке. Артель «Горн», артель «Красный Уралец», про литейно-механический завод я уже говорила. Тогда-то мне и невдомек было, что всю жизнь отдам «литейке», да. А я пришла в литейку в 1944 году. Работала формовщицей. Делала формы для разных деталей, в которые затем заливали металл. И все работали для фронта, для победы. Хотя, как далеко было до этого дня. Сколько горя и несчастий принесла война в каждый дом.