– Наташа, у тебя сегодня что-то случилось, да? – жалостливым тоном спросила я.
– Нет, – помотала головой она.
Насколько я себя помню, я всегда злилась на излишнюю скрытность старшей сестры. Только долгие уговоры и мольбы могли заставить её разоткровенничаться. Всю жизнь я пытаюсь понять, как у наших родителей могли родиться два таких разных ребёнка. Чуть ли не с пелёнок я проказничала и готова была рассказать всему миру всё, что сидело в моей маленькой, почти пустой, голове. Я страшно любила играть с соседскими мальчишками в подвижные игры вроде футбола и волейбола и терпеть не могла уроки и свой музыкальный инструмент. Я была общительным, открытым и смелым ребёнком. А Наташа была моей противоположностью, что бесконечно бесило меня. Не будь она моей сестрой, я бы издевалась над ней не меньше, чем над теми скромнягами-ботаниками, что учились со мной в одном классе. Я бы также клеила ей жвачки на волосы, сочиняла бы о ней ужасные небылицы и рассказывала их каждому встречному, дала бы ей самое обидное прозвище. Но увы, мы были с ней одной крови, поэтому мне приходилось терпеть её – правильную девочку, застенчивую неженку, даму, безоговорочно соблюдавшую каждое правило этикета. Она была шестиклассницей и, представьте себе, ни разу в четверти не получила оценку ниже пятёрки. Я же училась в пятом классе и к этому времени успела получить все существующие оценки, даже кол (не подумайте, что я горжусь этим обстоятельством: за единицу, смело выведенную в дневнике учителем математики, даже мне, лоботряске, было очень стыдно).
Но несмотря на различия в характере, ни у кого язык не поворачивался назвать нас не сёстрами, а, например, подругами, а всё благодаря нашему существенному внешнему сходству. Бабушка, папина мама, часто шутила: «Чтобы узнать Юле, как она выглядит, ей достаточно взглянуть на сестру, и наоборот, Наташа вместо зеркала может брать с собой Юлю, чтобы посмотреть на своё отражение».
Конечно, бабушка преувеличивала, ибо мы с сестрой не были точной копией друг друга. У Наташи были длинные, чуть ниже пояса, каштановые волосы. Когда они были распущены, я дразнила сестру гнедой лошадью, потому как её густые волосы страшно походили на гриву, чего нельзя было сказать о моей шевелюре. Мои волосы были редкими и значительно короче Наташиных. Я понимала, что девочка, имеющая роскошные волосы, выглядит гораздо красивее, чем та, у которой вместо волос что-то, похожее на веник, но всегда успокаивала себя пословицей: «На голове – густо, а в голове – пусто».