– Давай свою травку, – наконец сказала Вила.
Стредни усмехнулась и, покопавшись в кладовке, выдала небольшой мешочек с чем-то похрустывающим и легким.
– Вот, кипятком зальешь, 15 минут постоит и вперед. Перед самым сном, – выдала дополнительно напутствие.
Вила взяла, поблагодарила и направилась домой. Придя, долго стояла, смотря на стену под лестницей на второй этаж: стена как стена – гладкая, лишь с мелкой паутиной трещин на штукатурке, никаких линий, чтоб дверь напоминали. Потом занялась домашними делами, благо в этот день злосчастья взяли паузу: замки не горели, китоврасы не скакали. Так незаметно, в бытовой суете прошел день. Вечером, как и было указано, Вила запарила выданной травки, выждала положенное и выпила. Лишь только горячий настой докатился до желудка, накатилась тяжелой волной усталость, словно кости все из тела вынули, и держится оно лишь усилием воли. Вила еле доплелась до кровати и, упав в ворох подушек, мгновенно ушла в сон.
***
Она вроде находилась так же в своем доме, но каком-то сером и поблёкшем, по сравнению с явью. И оказалась не в постели: стояла перед тем самым ростовым старинным зеркалом. В нём ничего не отражалось. А точнее, в нём была только комната, а Вилы не наблюдалось. Это рождало ещё больше вопросов. Было ощущение какой-то смутной подсказки, вот только какой? В тоже время вызывало сумбур внутри, смущало необъяснимостью происходящего. Отражение, которое не совсем я, если живет самостоятельной жизнью? Или совсем не я? Но вроде и обычное оно было, пока взгляд не изменился и вопрос не прозвучал. А сейчас где оно?
Вила подошла ближе, как завороженная протянула руку и коснулась поверхности зеркала. Ничего не произошло, отражение не появилось, под пальцами была просто гладкость стекла. «Так, ладно. Зависла я что-то. Мало ли что привидится во сне или в наваждении этом. Смысл ждать от него обычного поведения. Дальше надо», – подумала Вила, стряхнув внутри оцепенение момента, и уже почти убрала руку от зеркала, как вдруг от места её прикосновения по стеклу разбежалась изморозь, как на застывшем зимой окне. И словно кто-то с той стороны написал на этом налёте пальцем: «Что ты хочешь?»
Вила, сперва нахмурилась и фыркнула, порывисто передернувшись. Затем словно поймала себя, остановилась: вспомнила совет подруги. Вдохнула глубоко, выдохнула. Вслушалась, позволив вопросу проникнуть внутрь себя, пустить корни, прорасти, охватив своим звучанием самые потаённые уголки души. Вначале легким отголоском, следом чуть слышным шепотом, словно из глубины, начали просачиваться слова. Вила выпустила их: первые медленно, словно выдавливая, затем всё быстрее и напористей, не задумываясь превращая чуть донесшийся смысл в звук: