Сара направилась к себе в комнату, пару раз замедляя свой шаг, чтобы перевести дух. Сердце ее бешено колотилось, а мысли путались от нескончаемого потока внутренних противоречий. Сегодняшний день был знаменательным как для нее, так и для Эдуарды. Долгие годы она с трепетом и страхом вынашивала план, способный изменить их судьбу.
Дойдя до своей спальни, женщина плотно прикрыла за собой дверь, подошла к комоду и, достав оттуда маленькую шкатулку, вытряхнула все ее содержимое на кровать. В глаза сразу же бросился конверт с печатью. Цыганка присела и, вскрыв конверт, достала оттуда письмо и медальон в форме золотой фиалки. На одном из лепестков сидела птица-кречет вылитая из такого же золота, что и сама фиалка:
– Фиалка наша красива. Сералю впору лишь она, – тихо прошептала Сара и осторожно, с особым трепетом стала читать письмо.
В глазах ее заблестели слезы, и она, прижав медальон к губам, стала что-то шептать на родном языке. Прикрыв глаза, Сара мысленно унеслась в прошлое, вспомнив тот роковой день, стоивший жизни человеческим судьбам, в том числе жизни той, образ которой не покидал ее долгие годы. Ведь именно она поручила ей ответственную миссию, на выполнение которой ушли долгие годы, и теперь перед ней стояла не менее ответственная задача.
– Время пришло, графиня. Тебе пора все узнать – тихо прошептала цыганка.
Немного успокоившись, она взяла конверт с собой и вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Спустившись вниз и удостоверившись, что никого нет, цыганка вышла из дому и быстрым шагом направилась в неизвестном направлении….
Глава 2
Женщина в карете.
В тот же вечер неподалеку от аббатства Дожон, одного из крупнейших монастырей Нижней Оверни, остановилась карета. В этом обстоятельстве не было ничего примечательного, если бы не один немаловажный факт. До самой поздней ночи из нее никто не выходил. Лишь изредка занавес отодвигалась, и можно было различить женский профиль.
Последние отблески света, исходящие от факелов аббатства, стали меркнуть, а затем и вовсе погасли, погрузив округу в полный мрак. И тогда гнетущую тишину ночи оживлял своим присутствием лишь кучер, прохаживающийся взад и вперед.
В самой карете, в молчаливом ожидании и долгой молитве сидела женщина в черном траурном платье и с черной вуалью, надетой поверх головы, складки которой спускались так низко, что колебались от ее прерывистого дыхания. Гордо выпрямив спину, незнакомка казалась вполне спокойной, если бы не нервно трясущиеся руки, выдающие ее сильнейшее волнение. Шли минуты, часы, а она продолжала неподвижно сидеть в одной и той же позе, сцепив руки у груди. Ожидание, полное невыразимой печали, а возможно, тайной надежды, витало в воздухе и кружилось над головой незнакомки, которая временами горько всхлипывала, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. В этот момент любой, кто стал бы свидетелем этой удручающей картины, непременно попытался бы подбодрить женщину, беспомощность которой тронула бы самое черствое сердце.