– Вот это хватка, – с уважением подумал Игорь. – Как ловко она секвестировала чужие маршруты! И, надо признаться, достаточно резонно и поэтому без обид.
Так, за приятной беседой, они добрались до не особенно престижного, но очень уютного отеля Duminy-Vendôme, расположенного в самом центре города.
Они брели по Елисейским полям, впитывая в себя неповторимое очарование ночного Парижа.
В ушах до сих пор грохотали барабаны Трокадеро и звенели нанизанные на кольца, подобно гигантским связкам ключей, разнокалиберные металлические Эйфелевы башни, которыми иссиня-черные афрофранцузы, торгующие сувенирами, весело трясли у подножия оригинала, зазывая туристов.
Невидимые барабанщики то замедляли, то убыстряли ритм, и кровь в висках исступленно пульсировала в такт их первобытному танцу.
Город, залитый огнем, молнии фотовспышек, гул там-тамов, протяжные шаманские напевы – они чувствовали себя дикарями в объятой пламенем саванне, а не жителями двадцать первого века в центре безопасной Европы. Жуткое великолепие рукотворных джунглей пробуждало генетическую память, оставшуюся от бесчисленных поколений предков.
Ночное небо рассекал, как в старых фильмах про войну, луч прожектора Эйфелевой башни. А сама она периодически рассыпалась мириадами сверкающих брызг, сводящих с ума автофокус видеокамер.
– Увидеть Париж и умереть… – почему эта фраза пришла вдруг ему в голову? Кто знает…
– Если не хотите сюда, – сказал Вик, когда они проходили мимо кабаре Lido, – давайте заглянем направо, на рю де Бассано, к «Распутину».
– Посмотрите, какой у меня образцовый муж, – рассмеялась Марина. – Других постоянно тянет налево, а моего – совсем наоборот. Послушай, – сказала она уже серьезно, – «Распутин» – это заведение для ностальгирующих по борщам эмигрантов и новых русских, обижающихся, что их не поселили в Отель-де-Виль. Или хочешь, чтобы тебя раскрутили, как героя фильма «Откройте, полиция»?
– Да, чудный фильм, – отозвался Игорь, чтобы заполнить паузу, поскольку Вик счел за лучшее не отвечать.
Ему и самому жутко хотелось рассмотреть легендарный ресторан, в котором, как рассказывают, Михаил Шемякин устроил в свое время художественную стрельбу по потолку, загнав режиссера Таганки Любимова под стол, но вмешиваться в семейные распри было совершенно не с руки.