Хлеб осел на дне живота, выдоив последние силы. Дшина опять улеглась, ничуть не смущаясь сидевшего рядом священника.
Одна из ночей, время которой длится и длится бесконечно. Назгал хотел действовать, но вместо этого оказался прикован к двум людям. Что только порождало разлад в голове. Все эти мысли отравляли, приводили к странным выводам.
Слова Эстиния – что яд.
Он знал такую свою особенность. Мечтал, чтобы кто-нибудь его использовал. Сочинил для себя судьбу полезного инструмента. Одноразового. Вот его мечта и желания.
Только Назгал не хотел ему помогать.
Ночь забрала разум двоих, на время погрузив их в состояние безмолвия. Дождавшись этого, Назгал прибрался в каморке и всю ночь поддерживал огонь. От стен поднимался пар. Давно здесь не топили, камень впитал окружающий холод и неспешно его отдавал.
Глядя на костлявого с нездоровым румянцем священника, Назгал удивлялся, что он пережил эту зиму.
Ведь работает – желания осуществляются. Эстиний мечтает умереть в служении, потому не в состоянии освободить землю от собственного присутствия.
– Как же ты поведешь себя, исполнив желаемое, – пробормотал Назгал и до крови прикусил язык.
Не хотел разбудить священника, который тут же начнет разглагольствовать о предназначении.
За Назгала справились другие.
Крик разнесся по деревне, подхваченный собачьим лаем и визгливым петушиным кличем. Вечность тишины, растянутая от скуки ночь в мгновение разорвана этим криком. Мир должен развалиться, стены храма обрушиться, обнажая спрятавшихся в каморке людей.
Этого не произошло, потому что крик родился в человеческом теле.
– Что такое?! – вскочил священник.
Лицо красное, помятое, глаза на выкате. Явно не выспался. Хотя спал достаточно, чтобы отдохнуть.
– Да наши дела увидели, – ответил Назгал.
– А куда вы ходили? – спросила Дшина, потирая глаза и зевая.
Назгал ей в двух словах объяснил. Удивился, что девушка не потребовала объяснений. Ведь освобождение кроликов – нелепая акция. Не похоже на устрашение, что так уважает Борд. Не похоже на акт милосердия. Назгал благодарен был, что девушка не потребовала объяснений. Он бы не смог ничего сказать.
– Чего так развылись, – она сморщила лицо.
Припомнила, что по ней так не стенали.
Эстиний уже одевался, бросил на ходу, чтобы гости оставались в укрытии. Он выбежал из боковой дверцы, спеша проверить