Девушки помчались впереди нас. От мелькания перед глазами голых ног у меня голова пошла кругом.
– Кого они здесь своими мини-юбками охмуряют? – спросил я Валеру. – Одни бабки кругом.
– Наверное, деда Ефима, – пропыхтел Валера.
Кроме магнитофона в руках у него на шее болтались два фотоаппарата, а на плече сумка с объективами, блендами и прочей дребеденью. У меня в руках был блокнот для записей и шариковая ручка.
– Зачем тебе столько фотоаппаратов? – поинтересовался я.
– Для съёмки.
– А съёмки зачем?
– Я этим с первого класса занимаюсь, – серьёзно сказал Валера. – Уже в двух международных конкурсах участвовал.
– Я тоже в школе марки собирал, – сказал я. – Была одна палестинская и несколько с портретами Гитлера. Но сейчас бросил.
– Я ещё и радиоприёмники собираю, – полушёпотом сказал Валера. – Вечером дам «Битлов» послушать.
– Кого?
– Ансамбль «Битлз», сейчас самый известный в мире. Тебе какая музыка больше нравится – быстрая или медленная?
Я вспомнил танцульки в нашем новогрудском парке. Там больше скакали под быструю музыку.
– Быстрая, – сказал я.
– А мне медленная. Пришли, кажется.
Девушки поджидали нас у старой хаты за полусгнившим плетнём.
– Здесь, – сказала Светка. – Ну, кто у нас самый смелый?
Я безропотно шагнул в дыру, зиявшую в плетне вместо калитки.
5
Дед Ефим сидел на табуретке за пустым столом. Чувствовалось, он уже был извещён о приходе студентов.
– Кто такие? – строго спросил он.
Девушки стали выталкивать друг дружку вперёд, и всё равно первым перед его глазами предстал я.
– Студенты, – доложил я.
Дед, прищурив один глаз, оглядел сначала меня, затем девушек, прыскающих от смеха. Валера наводил на него объектив фотоаппарата от порога.
– Садись, – похлопал он рукой по табуретке, стоящей рядом. – Чего надоть?
Перебивая друг друга, мы сумбурно изложили суть своих ожиданий от носителей народной мудрости. Внятно это не получилось ни у меня, ни у девушек. Валера, исполняющий обязанности техника, отмалчивался.
– Песни? – разгладил белые с жёлтой полосой под носом усы дед Ефим. – И частушки?
– Можно сказки, – кивнул я.
Усы деда, кстати, были одного фасона с усами Валеры.
«Он тоже из Закарпатья?» – подумал я.
– Тутошний я, – сказал дед. – Теребежовский. Который уж год один живу. Померла Мария.
Воцарилась пауза, которую не решались прерывать ни я, ни девушки.