Рядом с его головой, показался лоб и рыбий взгляд Миллера. Нижняя часть лица была скрыта печью.
– Доброе утро, Моррисон, дружище, – сказал он и куда-то деловито направился.
– Ты лицо-то его видел, Генрих? – сквозь смех спросил Пухов уплывающую лысину Миллера.
– Последнее время вижу его слишком часто, – как-то скептически ответил младший комиссар, и тут же раздался звук льющейся воды.
– Да просто отрубился ты вчера, Захар, – отсмеявшись и вытирая слезы, наконец произнес Пухов, – вот тебя Прохор на полати-то и закинул. Ты как мешок был. А Танька, она всегда там спит.
– Па-а-а, ну чего ты гогочешь, – протянула Татьяна, – сон мне перебил…
– Танька-лентяйка, подымайся, – показным суровым тоном ответил Пухов, – Зорька вон уже час орет недоеная, а мать занята…
– Ну сейча-а-ас… – снова, растягивая гласные, простонала Таня.
После чего поглядела на меня, улыбнулась и весьма лукаво мне подмигнула…
Я умылся из рукомойника, висящего над деревянным тазом, который тут называли «ушат», потом меня посадили за стол одного – все уже успели позавтракать, кроме нас с Татьяной.
Чувствовал я себя неплохо: как ни странно – ничего не болело, как часто случалось в последнее время. Еще в бане я заметил, что ранение в руку, которое залечивала мне Анджела при помощи артефактной медицины, не то чтобы заросло, но шрам уже образовался.
Единственное, что немного напрягало, что я был какой-то ватный и видел все, словно сквозь натянутый на голову женский чулок.
Татьяна привела себя в порядок – причесалась, умылась и надела поверх длинной холщовой рубахи вышитый сарафан. Собственно, она и накрывала на стол, заставив меня выпить какую-то пряную соленую жидкость, пояснив, что это рассол, и добавив, что станет легче. Я не стал уточнять, чей это рассол, и выпил.
Потом мы позавтракали вкусной яичницей с жареными грибами, а Пухов в приказном порядке заставил меня выпить две рюмки самогона, после чего убрал бутылку, сказав, что хватит.
Я стал чувствовать себя гораздо лучше и мысленно готовился к решающему разговору с Пуховым, так как проблема нашей с Миллером транспортировки в Рокпорт продолжала остро стоять перед нами.
Тут в сенях раздался стук, и в дом начали заходить люди. Некоторых я помнил еще со вчерашнего дня, а кого-то видел впервые. В моем затылке снова заплясали мелкие иголочки, и я пожалел, что Артемий Иванович убрал самогон.