Оказавшись в этом уютном мире без денег, элементарных вещей первой необходимости, пережив ужасную трагедию, люди были растеряны и обессилены. Но среди нас было много детей, и, думаю, это стало решающим толчком в борьбе за место под ледяным солнцем. Многие поступки, неповторимо героические даже для мирной жизни, совершались ради них. Ради нас.
Чужих детей не было – малыши без родителей мгновенно оказались при опекунах. Отец фанатично искал способы выживания и заработка, средства защиты и источники пропитания.
И чтобы построить новый дом, спасшимся пришлось работать на равных. Все титулы и звания остались там, в погибшем мире. А здесь был лютый холод, подступающий океан и жуткий лес, из которого к нам регулярно приходили местные милые зверушки, привлеченные теплом и запахом людей.
За несколько лет одинокий флагшток превратился в диаспору Огня, известную по всем мирам. Очень скоро к нам стали пребывать те земляки, кто на момент трагедии находился в других мирах, пополняя нашу численность, расширяя возможности поселения.
Сегодня я вела гостей по улицам, где каждый дом, столб или камень брусчатки стоил нам неимоверных усилий. Диаспора богатеет и процветает благодаря труду ее жителей, и нет никого из огненных, кто бы забыл о тех страшных днях. Днях, когда мы потеряли все, но смогли выбить себе место в новом мире. Нашем новом мире.
Моя диаспора и правда была красивой. После белой пустыни она казалась пестрой, но это уютная пестрота, как лоскутное одеяло или потертая, но все равно теплая шаль.
Застройка была низкоэтажная – не выше двух этажей. Крыши покрыты красной черепицей, а стены домов выкрашены в теплые цвета. Кто-то добавлял роспись и узоры, кто-то деревянные ставни, один дом даже был выложен изулежами – небольшими квадратными керамическими плиточками. Но не обычными, голубыми, а сделанными на заказ в традиционных огненных цветах.
На широких улицах не было тротуаров, и пешеходные зоны от проезжих частей отделялись лишь узором брусчатки. Наша гордость – парк с настоящими растениями и деревьями – располагался в самом сердце поселения, прямо рядом с моим домом.
Но до него еще нужно было дойти, а гости на такой марш-бросок не рассчитывали. Дагон недовольно сопел, и делал он это так показательно громко, что Кеннет не выдержал: