- Ну-ну, развели тут телячьи
нежности, миловаться потом будете, - кашлянув для приличия,
нарочито грубо сказал Кощей.
- А ты не вмешивайся, костяшка! –
замахнулась помелом Яга.
- Охолонись, старая.
- Старая?! – от Яги полыхнуло
яростью.
- Дед, ты пошто на Ягу Микулишну
понапраслину возводишь? - спасая Кощея от знакомства со ступодовым
ударом метлы, разворачиваюсь к Кощею. - Извинись немедленно! Яга
Микулишна, не принимайте близко к сердцу слова Кощея, ему самому
тыща лет в обед, того гляди развалится. Де-е-ед, ты извиняться
будешь?
Ошарашенный моей беспардонной
наглостью, Кощей, под смешки Яги, скомкано принёс извинения.
- Прошу к столу, гости дорогие, -
лениво взмахнув в сторону беседки (и когда он успел её
восстановить?), сказал Кощей. – Нафаня, на стол мечи, что есть в
печи, да не ворчи.
Не успели мы глазом моргнуть, как в
центре беседки возник стол, накрытый расписной скатертью, на
которую опустился колченогий, начищенный до зеркального блеска
самовар, за ним кружащимся хороводом спланировали чайные блюдца,
тарелочки и вазочки с вареньями, джемами и выпечкой: пирожки,
ватрушки, баранки, шоколадные конфеты и прочая снедь без счёта.
Перед охающим Горынычем на землю плюхнулась коровья туша.
- Прошу-прошу, не обижайте Нафаню
отказом, мой домовой редко кого саморучной выпечкой потчует,
видать, внучок, твоя жёнушка и ты запали ему в душу. И ты,
Микулишна, присаживайся. Давай я за тобой поухаживаю.
Кощей галантно убрал со всех
невидимый налёт пыли, наколдовал серебряные рукомойники, на
которые, словно птицы, преломляясь посередине, опустились расшитые
петухами рушники. Как полагается радушному хозяину, старый
дамский угодник подставил локоток незаметно прихорошившейся ведьме.
Растрёпанные космы Яги сами собой заплелись в тугую косу и
спрятались под расшитую жемчугами двурогую кику*. На сарафане
возник передник, украшенный теми же петухами, чередующимися с
геометрическими узорами и свастикой. Кощей сам прихорошился,
обрядившись в прилетевшую из дома нарядную ферязь*, перепоясанную
широким кушаком. Зайдя вперёд, он отодвинул стул, приглашая старшую
даму занять место. Горыныч, дабы не хрустеть перемалываемыми
говяжьими костями, перебрался за ограду. Он было вознамерился
улететь, но выставленный мною кулак, спустил трёхголового виновника
с небес на землю. О вире мы ещё не договорились, поэтому никто его
никуда не отпускал.