– Каталина Джеферс? – Спросил низкорослый полу лысый брючный костюм с самого края.
– Верно. – Кивнула я, стараясь не смотреть на Волкера-обманщика.
– Уточните возраст?
– Двадцать один.
– Угу, отлично. Стэн, музыку. ВиДжей, есть пожелания?
– Нет. Включайте, что считаете нужным. – Ответил уже знакомый голос. Я обомлела и все-таки уставилась на него. Он сидел ближе всех ко мне и прекрасно видел, как часто поднимается моя грудная клетка. Ну, держись, козел! ВиДжей Таг! – Только не мои песни.
Да что б его этак и раз этак. Берегись, рэпер. Сейчас я тебя поставлю в неловкое положение. Из колонок заиграл припев песни LilJonfeat. Tyga – BendOva. Не скривлю душой, если скажу, что исполнила лучший тверк и реггитон в своей жизни! Боковым зрением видела, как все мужики покачивали головой в такт, не открывая глаз от моей задницы. И тут песня резко переключилась, я молниеносно среагировала, узнав мотив – мы с Лусией все детство придумывали «сводящие с ума» танцы перед телевизором, глядя на красавицу Шакиру и пытаясь повторить за ней. Да, это была LaTortura. Вот я тебе и отомщу, самозванец.
Песню я знала наизусть. Подпевая себе под нос, я вытворяла животом такие вещи, каких сама от себя не ожидала! Плавные переходы от талии к бедрам, раскачивание груди, в общем, все в лучших традициях Шакиры. На финальном припеве я рухнула на пол, колени заскользили в разные стороны, после чего я откинулась, двигая талией и грудью. Медленно подползая к Волкеру, или как там его, я раскачивала бедрами, и когда нога моя коснулась его лодыжки, охранник у дверей резко дернулся.
Волкер, сглотнув, поднял руку вверх, как белый флаг.
И пока Шакира нежно пела «ай, ай, ай-йай-йай…», я падала ему на грудь, волосами щекоча лицо, играя прессом и бедрами так, что у Волкера заискрились глаза. Руки его так напряглись, что вены готовы были лопнуть под натиском кожи. Когда музыка оборвалась, мы почти соприкоснулись носами, и меня обдало жаром его дыхания, а также терпким пряным ароматом вперемешку с древесными нотками и табаком.
Все это время Волкер тяжел дышал, сжав руки в кулаки, и не сводил с меня глаз. Я не уступала ему в гляделках. Ни один из нас не улыбался, никакой легкости, как при встрече у кулера, не ощущалось, только плотное напряжение, осевшее на грудь тяжким камнем. Молчание длилось бесконечно. Первым очнулся темнокожий парень, сидевший в центре второго ряда.