И правда, странно, думаю. Был бы мальчишка – Петров Модест…
А Косте это всё равно. Он снова съёжился весь. Так бывает, когда мама его ругает. Но мама не собирается его ругать. Она тоже огорчилась за него. Он же своему товарищу на слово поверил, что тот – Макар из Липовки…
И чего ради мы в эту Липовку приехали? Устроились бы в Собакине, если уж маме так хотелось вывести нас на природу.
Маме теперь на работу и с работы ходить в один конец шесть километров.
После ужина хозяйка затопила баню.
Баней оказался маленький домик на краю двора. В домике было тесно, жарко. Пахло распаренными листьями. Анна Ивановна нам сказала вдогонку:
– Венички в кадке найдёте, похлещетесь веничками.
Но нам было не до веничков. Пар стоял тучами, и было трудно дышать. В этом пару я своих рук не видела, и шампунь сразу куда-то провалился. Костя, невидимый мне, ныл, что он уже взрослый и не будет при нас с мамой раздеваться. Мамин голос уговаривал его:
– Как же ты один? Здесь нет душа. И ванны…
Мыться надо было в тазах. Смешиваешь воду – кипяток из большого бака и холодную из ведра, пригоршнями берёшь, брызгаешь на тело, а после намыливаешься вся, по мокрому. А потом снова пригоршнями берёшь воду в тазу, мыло смывать… А если у тебя вода кончилась, то снова кипяток разбавляешь холодной. А мыло пока глаза ест…
После бани на сеновал пошли.
Сеновал был в сарае – вроде как вторым этажом. На первом этаже хозяйка наша поставила какое-то ведро и сказала:
– Вот, если кому надо будет, сходите на ведро. Чтобы недалеко ходить.
Мы поднялись наверх по приставной лестнице. Она качалась подо мной, и я боялась забираться. Анна Ивановна уговаривала меня:
– Не бойся, не упадёт. Я её держу.
Я сомневалась:
– Она сломается…
Анна Ивановна отвечала:
– Я поднимаюсь по ней, меня выдерживает.
Хотя, я думаю, наша хозяйка была не намного тяжелее меня. Должно быть, она весила, как девочка лет тринадцати.
Наверху тоже всё было хлипко, шатко. Я пожалела, что мы решили спать на сеновале. И Анна Ивановна уже сколько раз предложила пойти в дом. Но Костя стоял на своём:
– Хотя бы на сеновале посплю… – говорит. – Хоть такой плюс от этой Липовки…
Сено было колючее, несмотря на то, что наша хозяйка дала нам и одеяла, и какой-то коврик. Но твёрдые стебли царапались и через коврик. Мама и Костя оба ворочались, устраиваясь поудобнее. Сено шуршало. Я только подумала, что не смогу уснуть, – а дальше уже ничего не помню. Сильно устали мы в этот день – сон и сморил меня.